– Скажи, что у нас есть определенные требования, и она должна их соблюдать. Что у нее есть обязанности. Может, она чего-то не поняла, потому что мы плохо объяснили, когда ее нанимали.

– А если она просто ленивая сучка, и все? Почему ты думаешь, что мои слова на нее подействуют?

– Ну как же, китайский менталитет! У китайцев такая психология: если покажешь им, кто хозяин, они слушаются. На меня она смотрит, как на кусок собачьего дерьма. Жена Тео рассказывала, у них такие же проблемы. Даже если она не поймет ни слова, не беда. Все, что нужно, эти люди понимают по интонации.

Вот так в воскресенье и состоялась моя встреча с горничной. В общем, Кати сама нас свела.

Я предполагал увидеть уборщицу. Горничная есть горничная. Ей оказалось лет двадцать восемь – двадцать девять. Она была в униформе – белая блузка с черной юбкой, черные колготки – и слегка вспотела. Она выслушала, как я отбарабанил свой монолог, – безразлично, стараясь не смотреть мне в глаза. У нее были роскошные волосы и смуглая кожа. Увидев ее, я уже через тридцать секунд понял: рано или поздно мы с ней окажемся в постели. И я знал, что она тоже это понимает.

С этого момента, даже в те ночи, когда мы с Кати занимались любовью по три раза кряду, чтобы она забеременела, я закрывал глаза и представлял, что подо мной лежит горничная.


Тропинка, огибая траппистский монастырь, резко уходила в гору, в самую сердцевину розовеющего утра. Вскоре вершины деревьев остались далеко внизу. Я даже не предполагал, что в этих краях так много неба! Я сбросил пиджак, перекинул его через плечо. Кейс по-прежнему сжимал в руке.

Дошел до выступа скалы, присел. Сердце гудело, как струны контрабаса. Может, принять таблетки? Доктор, который лечит сотрудников компании Кавендиша, китайский шарлатан, сказал: «Принимайте по три таблетки в день, и все будет в порядке». Я спросил, что это за таблетки. Он ответил: «В этой бутылочке зеленые, в этой – розовые, а в этой – синие». Спасибо, доктор. Сегодня обойдусь без ваших таблеток.

На небе – сплошная алхимия. Солнце растопило свинцовую серость и превратило ее в серебро. Сквозь серебро постепенно начинала просвечивать синева. Хороший денек выдался.

Поросшая бурым плюшем глыба подняла голову, моргнула, сочувственно посмотрела на меня и замычала. Когда я в последний раз был рядом с коровой, если не считать отбивной? Забыл. Давным-давно, в Уэльсе. Гонконг поблескивал вдали, сквозь дымку. Небоскребы и строительные леса тянулись кверху, тесня друг друга, словно деревья в джунглях.

Зазвонил мобильный, и меня как током тряхнуло.

Черт, что же я натворил. Боже, помоги мне проснуться, очнуться, вернуться на землю!

Корова опять печально замычала. Да в бога душу мать! Я адвокат. Я живу в мире, где «тринадцать» означает только одно – «тринадцать миллионов баксов». А я прогуливаю работу, как школьник контрольную по математике. Это тайваньцы! Думай! Какая причина покажется им достаточно веской и уважительной, а не надуманной отговоркой? Что можно привести в свое оправдание? Похищение? Нет, сердечный приступ? Аврил знает, что я принимаю лекарства от сердца. Припадок? Думай, думай! Сильный, невыносимый, мучительный приступ тошноты. А как я объясню, почему не сел на паром? И вообще, придется платить доктору, предъявлять квитанцию об оплате, искать внушающих доверие свидетелей…

Отвечай! Отвечай же!

Я нажал кнопку «ответить» и сказал, э…

Нил, а не пора ли тебе самому решать, что такое настоящий кризис?

Э… Ничего. Я слушал удары сердца – как разрывы гранат в соседней долине.

– Нил? Нил? – Аврил, конечно. – Нил, где ты?