– Нисколько. Это гонорар за твои консультации. Некоторые образцы мы раздаем бесплатно, для рекламы. Карманные издания классики в мягкой обложке. Помню, тебе понравился «Великий Гэтсби». Я принес рассказы Фицджеральда в новом переводе Мураками. А вот еще «Повелитель мух», очень смешно. И новый Гарсиа Маркес.

– Вы очень добры.

– Ерунда! Так ты всерьез подумай об издательской карьере. Не худший способ зарабатывать на жизнь.

Я все время думал о той девушке. Двадцать, а может, тридцать, а может, сорок раз на дню. Начинал думать о ней и не хотел останавливаться, как не хочется зимним утром вылезать из-под теплого душа. Приглаживал пальцами волосы и рассматривал себя в диск Фэтса Наварро{28}, будто в зеркало. Встретимся ли мы еще? Я даже не помнил точно ее лица. Нежная кожа, высокие скулы, миндалевидные глаза. Эдакая китайская императрица. Думая о ней, я вспоминал не лицо. Просто впечатление. Цвет, у которого еще нет названия. Звук, еще не сложившийся в слово.

Я сам на себя злился. Не то чтобы я рассчитывал снова встретить ее. Токио есть Токио, как ни крути. И потом, допустим даже, что мы встретимся. Из чего следует, что она обратит на меня хоть малейшее внимание? Моя голова так устроена, что я могу думать зараз только об одном. По крайней мере, надо думать о чем-то толковом.

Я решил обдумать предложение господина Фудзимото. И вправду – что я тут делаю, в этом магазине? Кодзи строит свою жизнь. Все мои одноклассники либо учатся в колледжах, либо пристроены в хорошие фирмы. Мама Кодзи регулярно докладывает мне об их успехах. А я что делаю?

За окном проехал тип в инвалидной коляске.

Нет уж, тут мой уголок, мое место в жизни. Пришло время слушать джаз.

«Undercurrent»[11] Джима Холла и Билла Эванса. Альбом то зыбкий, как океанская гладь под ветром, то тихий и медленный, как река под деревьями. А еще в нем есть композиции, где аккорды сверкают и рябят во внутренних морях.

И девушка тоже в нем была. Плыла на спине, обнаженная, течение ее покачивало{29}.

Я заварил себе зеленого чая и смотрел, как над чашкой поднимается пар и смешивается с заполошным днем. Кодзи постучал в окно, дурашливо улыбнулся, прижал физиономию к стеклу и стал похож на ехидного карлика.

Я улыбнулся в ответ. Он вошел своей размашистой прыгающей походкой.

– Где это ты витаешь? – спросил он. – Я по дороге заглянул в «Мистер Донат»{30}. Как насчет ванильного пончика?

– Отлично. Давай-ка налью тебе чаю. Вчера получили прекрасный диск Кита Джарретта, ты обязан послушать! Просто не верится, что он импровизирует все это на ходу!{31}

– Ну, это печать гения. Может, когда закончишь работу, сходим куда-нибудь, посидим?

– Куда?

– Не знаю. Туда, где бывают сексапильные девушки, которые изголодались по свежему мужскому телу. Может, в бар Студенческого союза? Но если ты сегодня вечером занят поиском смысла жизни, отложим до другого раза. Закурим?

– Давай. Бери стул, садись.

Кодзи очень нравится разыгрывать из себя прожженного волокиту с черствым сердцем, на манер Такэси. На самом деле сердце у него мягче ванильного пончика. За это я его тоже люблю. Мы закурили.

– Кодзи, а ты веришь в любовь с первого взгляда?

Он откинулся на спинку стула и плотоядно оскалился:

– И кто же она?

– Нет, нет, нет. Никто конкретно. Я спрашиваю в принципе.

Кодзи задумчиво посмотрел в потолок, выпустил колечко дыма и изрек:

– Я верю в страсть с первого взгляда. Только нужно сохранять твердость, иначе превратишься в слизняка. А в слизняков не влюбляются. Ни в коем случае не смей показывать свои чувства. Иначе ты пропал, – заявил Кодзи и продолжил тоном Хамфри Богарта: – Будь загадочен, малыш. Будь жесток. Понял?