Взбежав по лестнице на второй этаж, он закутался в одеяло и сел за свой полуразбитый нетбук. Хотелось дописать повесть, и больше ничего не хотелось. Кто-то сказал вчера, что склад скоро закроют. Но разве это было важно? Да и стоило ли что-то дописывать? Что вообще, на самом деле, было важно в этой звенящей тишине?

Собаки подняли грозный лай. Самые маленькие всегда лают особенно устрашающе – так говорят. Этим и руководствовались, наверное, владельцы склада.

Она пришла.

Саня медленно поднялся, растягивая огненную пружину от низа живота до горла и позволил себе: «А может и не приходила бы лучше. Продолжил бы писать, хоть ещё один абзац». Но пружина слишком быстро лопнула, разлетелась на части, и он опрометью спустился с лестницы, на несколько секунд став тем псом, ожидавшим новых игр.

Собаки привыкли к ней, только старый Михалыч видел её здесь первый раз. Саня старался приводить её, когда у второго сторожа был выходной. Но не сегодня – через пару дней она должна была уехать куда-то – куда, он не помнил. Он многое забывал, когда она касалась его.

– Чё молодая какая? – хмыкнул Михалыч, посмотрев в окошко. Сане захотелось ударить его. Саня не понимал, что он чувствует – что-то с железным привкусом – то ли стыд, то ли отвращение. Может быть, всё вперемешку.

Саня нажал на кнопку, махнув перед лицом Михалыча давно нестиранной растянутой рубашкой, и ворота открылись. Собаки завиляли хвостами.

От неё пахло морозом и чистотой, а от Сани – теплом и нестиранной рубашкой. Они мельком взглянули друг на друга, как тайные агенты, не подающие вида под пристальным взглядом Михалыча, молча поднялись по лестнице и зашли в комнату.

Она села на лежащий на полу матрас и растеклась по нему, как растаявший на чёрном пальто снег. Их взгляды встретились, и она, неумело стянув пальто, отодвинулась к грязно-белой стенке, зловеще освещенной маловольтной лампочкой.

– Хочешь есть?

Саня капал на руку воском от зажженной свечи, пока она доедала остатки картошки, отнятой у подмигивающего Михалыча.

– Меня скоро с работы уволят, – пробормотал Саня, пристроившись на краешке матраца. Она не отвечала.

– Михалыч обещал найти место. Может, будем вместе жить? Квартиру снимем, – он нервно водил рукой над свечой – обжигаясь и отдёргивая её, разглядывая следы от копоти.

– Выключи свет, – попросила она у сковороды, царапая вилкой эмаль.

Он встал с матраца и, кинув ей вязаный свитер, лежавший на стуле, нажал на кнопку выключателя.

Тишина разбилась о несуразный грохочущий сумбур, и они одновременно вздрогнули. Снизу раздались восхищённые причитания Михалыча. Саня выглянул в окно – по крыше с настойчивостью пьяного гостя стучал град вперемешку с дождём.

– Это ты нашаманил, да? Только у тебя зимой может начаться дождь, – она подняла голову и, взглянув на него, улыбнулась. Саня покачал головой, подтверждая, пружина вытолкнула на его лицо ответную улыбку, скрутив желудок.

Она натянула свитер и поежилась. Град свирепствовал. Михалыч внизу выкрикивал что-то матное и языческое. Саня пристально наблюдал за ней, а она – за бликами от свечи. Он взял со стола разваливающийся неутбук и включил музыку. Руки почти перестали подрагивать.

– Что ты делаешь? – она вскочила и посмотрела на него, как на безумного. Саня засмеялся.

– Залезай обратно.

Он почти что накрыл свечу, стоящую перед ней, одеялом. Он был титаном, на котором держался их маленький дом.

Переборов все пришедшие на ум предостережения, она залезла под одеяло и пододвинулась к нему, протянув руки к свече.

– Я хочу домой.

– Я тоже хочу домой. Мне не нравится этот город.