– Маргарита Васильевна, милочка, ужас-то какой творится! Библиотеку уничтожают! Я в шоке, работать не могу, валидол принимаю… Что же будет с нашими книгами? Что вы говорите! Боже мой! Боже мой!
– Ну что, что она сказала? – закричали со всех сторон, едва преподавательница оторвала телефон от уха.
– Ой, дайте в себя прийти!.. Такое даже во сне не приснится. Ужас, ужас! Книги увозят на какое-то предприятие, где с них сдирают обложки, бросают в чаны с водой и варят грубую обёрточную бумагу.
– Это такой Дахау для книг придумали? Или Бухенвальд? – тут же отреагировали в толпе.
– Нет, у нас это называется Китап кирдык, – поправил какой-то острослов.
Слухи об уничтожении библиотеки, облетев весь университет, достигли ушей вчерашних участников спектакля, и те приняли неожиданное решение. Они облачились в театральные костюмы, в которых вчера выступали на сцене, окружили грузовик и принялись декламировать отрывки из спектакля «451 градус по Фаренгейту».
– А ещё я думал о книгах, – произнёс актёр во всём белом. – И впервые понял, что за каждой из них стоит человек. Человек думал, вынашивал в себе мысли. Тратил бездну времени, чтобы записать их на бумаге. У кого-то, возможно, ушла вся жизнь на то, чтобы записать хоть частичку того, о чём он думал, того, что он видел. А потом прихожу я, и – пуф! – за две минуты всё обращено в пепел.
– …Книга – это заряженное ружьё в доме соседа, – продолжил актёр во всём чёрном. – Сжечь её! Разрядить ружьё! Надо обуздать человеческий разум. Почём знать, кто завтра станет очередной мишенью для начитанного человека? Может быть, я?
– А вы когда-нибудь читаете книги, которые сжигаете? – спросила юная актриса.
– Это карается законом, – ответил тот, что в белом.
А актёр в чёрном добавил:
– Это неплохая работа. В понедельник жечь книги Эдны Миллей, в среду – Уитмена, в пятницу – Фолкнера. Смотрите. Берём страничку, поджигаем первую, затем вторую. Огонь превращает их в чёрных бабочек. Красиво, а? Теперь от второй зажигайте третью и так, цепочкой, страницу за страницей, главу за главой – все глупости, заключённые в словах, все лживые обещания, подержанные мысли, отжившую философию!
Зрители в ответ стали энергично аплодировать. На шум появилась секретарша ректора. Оценив обстановку и ничего не сказав, она ушла. Но через минуту возле грузовика возник охранник.
– Это что, демонстрация протеста? – спросил он у актёров студии.
– Что вы! Мы просто играем сцены из спектакля.
Судя по выражению лица, охранник впал в замешательство. Постоял, послушал, но так ничего не поняв, стал кому-то звонить. Через пять минут рядом с ним вырос старший охранник.
– Вы кто такие? – спросил он артистов.
– Мы актёры театра-студии, репетируем сцены из спектакля.
– Кто вас на это уполномочил?
– Никто. Мы сами.
– Самим не положено. Идите в свою студию и репетируйте хоть до посинения. Иначе я вызову полицию, и вас закроют в обезьянник.
Но артисты не собирались уходить. Тогда охранники стали уводить их, слегка подталкивая в бока и в спину.
Уходя, один из актёров повернулся и, вытянув вперёд руку, чуть ли не ткнув указательным пальцем в живот старшему охраннику – человеку весьма плотного телосложения, – продекламировал:
Второй актёр процитировал другого поэта:
Зрители в накладе не остались и поддержали:
Наконец актёров выдворили.
– Граждане охранники, это что за безобразие здесь творится? – выкрикнул кто-то из толпы.