Белое царство зимы.
Всё вокруг белым-бело,
Радуемся снегу мы.
И мороз уже крепчает,
Так бывает в январе.
Все деревья и кусты
Стоят словно в серебре.
На небе облака густые,
Падают снежинки.
И я их ловлю рукой
Эти зимы пушинки.
Снега уж по колено.
Тракторы чистят дорогу.
И с лопатами вышли
Дворники на подмогу.
Крепость мальчишки строят,
Рядом стоит снеговик.
Стреляются снежками,
Только слышен их крик.

Йети

Николь Аракелян

Огромный и безликий человек.
Или живая вволю обезьяна?
Герой прогнозов и библиотек —
Тебя так много и повсюду мало.
В тенистых зарослях средь вековых дубрав,
Болотных мхах, застеленных туманом
Ты прячешься. И ты, похоже, прав,
Что бережешься истово и рьяно.
Следы давно потерянных зверей
Истерты в прах над многолетней почвой.
Тебе кричат: будь мертвым и убей!
А ты застрял среди тумана прочно
И не искал затерянных дверей…

Черный ангел

Николь Аракелян

Бархатным плащом укрывши землю,
Прячет ночь его от звездных глаз,
И в тумане вечного затменья,
Месяц в черном облаке погас.
Он сошел на землю одиноко,
И, храня от мира свой секрет,
От людских сердец, таких жестоких, —
Ангел красит крылья в черный цвет…

Мимолётная жалость к себе

Николь Аракелян

Будто в чьей-то придуманной пьесе
Ветер злобно играл на трубе,
В грустном и отвратительном месте —
Мимолётная жалость к себе.
Металлических лезвий осколки
Вперемешку со снегом сырым
Разгонял по ветру ветер колкий,
Не закончив прощальной игры.
Холод в венах от зимней простуды,
И стучит непрерывно во мне,
Разделяя всю жизнь по минутам,
Мимолётная жалость к себе.

Коробка

Наталия Варская

У порога стояла коробка,
В ней должно быть кольцо для меня.
Я раскрыла коробку неловко
В сердце страх и надежду тая.
Там могли быть жуки или мыши,
Но хотелось, чтоб было кольцо.
Я представила: милый по крыше
Тихо крался и прятал лицо.
Вот кладёт на порог он коробку,
И бежит, чтобы спрятаться, прочь.
Быть романтиком как-то неловко.
За окном непроглядная ночь…
Размечталась! В коробке ботинки,
Вдрызг разбиты подошвы на них.
Я узнала их: муж дуры-Нинки
В них ходил, а быть может, жених.
Эта Нинка – соседка, шалава.
Кто ей муж, кто жених – не понять.
Нет кольца. Губы зря раскатала.
Где ж романтиков нынче сыскать?

Не сдался, выжил Ленинград!..

Татьяна Гассан-Филиппович

Блокадный город Ленинград —
Он выстоял, хоть умирал.
Достоин песен и баллад!
Что выжить надо – понимал…
Представить сложно – холод, хмарь
И косит смерть, кто стар и мал.
И бродит в городе печаль,
И кто надеяться устал…
Дух человеческий силён, —
Преодолеть, чтоб суть познать.
На многое способен он,
Чтоб город чтить и защищать.
Кирпичик хлеба, лёд-вода,
Бомбёжка и сирены вой…
И в сердце страшная беда,
Окопы, где-то рядом бой…
И трупы, трупы на снегу…
Глаза детей передо мной.
Без слёз писать я не могу.
И ад войны, и боль стеной.
Не сдался, выжил Ленинград.
Салют в том страшном январе —
Блокада прорвана. Виват!
В голодном граде на Неве!..

Наш Рекс

Татьяна Гассан-Филиппович

Добрый пёс по кличке Рекс
Очень любит ближний лес.
Бегать любит и скакать,
Если бросишь, мячик гнать.
Резвость от породы взяв,
Мчит, башку свою задрав.
Аргумент всегда один —
Нравится краса равнин!

Жених из Москвы

Наталия Варская

Анна Семёновна с утра пребывала в состоянии приятного возбуждения. Ещё бы! В город прибыл потенциальный жених для её несколько перезрелой дочери. Правда сам жених о том, что он жених, не догадывался. Приехал он к своему армейскому другу Пашке, который приходился Анне Семёновне двоюродным племянником. Жених был хорош уже одним тем, что прибыл из самой Москвы. Кроме того, в свои 42 года он никогда ещё не был женат. Дочери Анны Семеновны, Алине исполнилось 25 лет и она имела весомое достоинство – сохранившуюся девственность. Правда такое достоинство хорошо в 18—20 лет, а в 25 имеет все основания перейти в разряд недостатков, о чём Анна Семёновна явно не догадывалась. Она носилась с девственностью дочери, как курица с яйцом и о чём бы не заходила речь, всегда переводила разговор в такое русло, в котором было бы кстати упомянуть про непорочность её дорогой Алинушки.