Другой пример. В России после Петра русское дворянство должно было обучаться искусственными методами тому, что люди на Западе получали в раннем детстве. Образ европейской жизни удваивался в ритуализированной игре в европейскую жизнь. Бытовая жизнь приобретала черты театра.

Итальянский семиотик Умберто Эко подчёркивает, что в символическом языке вырабатывается своеобразный репертуар графических конвенций, в соответствии с которым человек воспринимает архитектуру не так, как он воспринимает фильм, комикс или детектив. То есть у каждого жанра существует свой язык знаков (закон жанра). Специфичен, к примеру, язык коммуникации в рамках массовой культуры: её тексты пишутся одновременно как автором, так и читателем (или телезрителем).

С позиций антропологии символический субъект – это человек, который свободно владеет языком символов. Символы и знаки для него насыщены понятным содержанием. Они универсальны, едины для всех, поэтому практичны и читаемы. Символический язык отвечает как массовому обществу, так и общинному образу жизни, психологии «МЫ».

Неслучайно он оказался так успешен и продуктивен в Советской России в 40-50-е годы XX века. В период массовой идеологической обработки здесь были созданы своеобразные шедевры песенного и киноискусства. Символика строительства «нового мира» была реализована в так называемой сталинской архитектуре городских ансамблей (комплекс Московского университета на Воробьёвых горах, Московский метрополитен и другие).

Однако со временем эти символы вошли в противоречие с меняющимися политическими реалиями, они омертвели, превратились в памятники своего времени. Образцы изобразительного искусства той поры пополнили хранилища музеев и галерей.

Политико-идеологическая символика менее устойчива, по сравнению с религиозной. Даже насильственное разрушение религиозной символики в России, связанное с «социалистической» революцией, не смогло уничтожить её в сознании людей, и она довольно быстро возродилась в новых условиях.

Символические пласты в сознании человека современного плюрального мира являются тем фундаментом, благодаря которому не только люди одной культуры понимают друг друга, но и представители разных культур способны вступать в диалог. Это механизм родовой общности людей, позволяющий испытывать интерес к иным культурам, их эстетическое влияние.

Символическое творчество в нашей антологии не является искусством в полном смысле этого слова. Это праформа искусства, а символическое мышление – это пока скрытый «замысел» будущего эстетического мышления. Соответственно, основные категории подобного мышления: «образ» (магического превращения, например), страх, трепет, смятение.

Мартин Хайдеггер (1889–1976)

«Время и бытие». Статьи и выступления. М., Республика, 1993


«Пока мы не вникнем мыслью в то, что есть, мы никогда не сможем принадлежать тому, что будет».

Говоря о взаимной обусловленности между субъективизмом и объективизмом, он пишет: «Человек освобождает себя от прежних связей, это меняет его существо – он становится субъектом.

О европейском нигилизме пять рубрик:

– нигилизм,

– переоценка всех прежних ценностей,

– воля к власти,

– вечное возвращение того же,

– сверхчеловек.

Ни Гегель с Кантом, ни Аристотель с Платоном, ни Лейбниц с Декартом, ни средневековое и эллинистическое мышления не знают о воле к власти (Ницше) как основной черте сущего.

Ницше требует, чтобы История служила жизни. Для этого надо заранее отрешиться от кажимости мнимой исторической объективности.

Мораль (по Ницше) – сверхчувственный мир как полагающий и желанный.