– Собираюсь, а ты рассказывай.

– Он мне стих новый показал, посоветоваться хотел, – Наташка довольно улыбнулась, как кот, объевшийся сметаны. Её и без того неширокие глаза превратились в тонкие счастливые щёлочки.

– Оу, да вы вышли на новый уровень, – подколола подругу Света, прекрасно понимающая, что любой новый текст – как недавно родившееся дитя, которое так долго вынашивалось под сердцем: любое неловко брошенное слово может его убить.

Прозвенел звонок, от которого у каждого в корпусе на миг в испуге останавливалось сердце, чтобы потом зайтись в сумасшедшем ритме. Наташка, закидывая в огромную сумку пенал, тетради и ни разу не открытые учебники, не переставала тараторить.

– Ты меня знаешь, я всяких там Фетов не люблю, да и вообще вся эта муть философская не по мне, то ли дело о любви, – на выдохе протянула Наташка. – Но его стихотворение мне понравилось.

– «Но»? Так оно философское, что ли? – Свету улыбнуло сравнение никому не известного Коли с Фетом.

– Оно… – Наташка задумалась, – а хочешь, почитать дам? Коля против не будет, наверно, – с сомнением предложила она.

– Ну, если уж он лучше Фета, то давай, – продолжала подкалывать подругу Света, но Наташка, окрылённая новой влюблённостью, ничего не замечала. Для неё сейчас не существовало проблем, плохого настроения и грубых людей.

– Смотри, вот… Да убери палец… Вот начало. Читай.

Знаешь, бывает, хочется стать выше,
Громче, сильнее, чтоб выдержать эту тяжесть.
Ты говоришь, что Боже тебя не слышит.
Просто его доконала твоя усталость.
Зачем отвечать потухшему человеку?
Вот если бы капельку, искорку, да хоть спичку…
Но ты только ноешь, что в этом жестоком веке
Даже влюбляться становится неприлично.
Нет бы бить стены, идти напролом к счастью,
Резать не вены, а хлеб, чтоб потом скушать.
Ты просишь Бога стать для тебя частью
Пошлого сериала. Ему – скучно.
Ему надоело быть пастухом стада.
Люди не стадо. В тысячи раз хуже.
Чтобы не делал, лучше тебе не стало.
Бог молча встаёт и варит себе ужин,
Пока ты – дурак – ревёшь, что ему не нужен.

– И как тебе? – Наташка в нетерпеливом ожидании уставилась на подругу: если она кому и доверяла, то только Свете.

– Не знаю, мрачновато как-то… Хотя тема, конфликт и прочее, что мы обычно выявляем при анализе текста – присутствует… – задумчиво сказала Света.

Девушки стояли в очереди в университетский буфет. Тучная блондинка на раздаче еле двигалась, а вкусные обеды быстро таяли в руках китайских студентов, которые сметали с полок всё, что плохо лежало.

– Ну ты сама подумай, сколько таких бедолаг на свете, которым всё не то и всё не так. И трава недостаточно зелёная, и небо не такое синее. И все кругом виноваты.

– Нат, просто люди разные бывают. Каждому по способностям, как говорится. Если ты слаб, то сложно перестраиваться, чтобы встать в позицию сильного. Не бывает злых людей, не бывает жалких и никчёмных. Есть лишь люди, каждый со своей историей. А твой Коля их со стадом безропотным сравнивает. Мне, пожалуйста, сок и пирожок с вишней, – обратилась Света к буфетчице, когда очередь дошла до них, – а ты что будешь? – спросила она Наташку.

– Возьми мне беляш, – Наташка даже зажмурилась от удовольствия, – и бог с ним, с этим стихотворением. Что там за сон такой, что ты всё утро сама не своя? Я сначала подумала, что Ветка моя просто не выспалась после вчерашнего загула, но теперь прям интересно.

Они расплатились мелочью с ворчащей буфетчицей и отошли за столик. Стульев не было, и студенты вкушали еду стоя, как кони. Зато и влезало больше.

– Да как тебе сказать? – Света задумалась. Трудно было передать словами всё то, что она почувствовала во время сна. Чувства и эмоции, никогда не переживаемые в жизни и от того имеющие ещё большую ценность, до сих пор вызывали дрожь в пальцах. Еле заметную, но от того не менее реальную.