Золотая рыбка не то чтобы плохо, но скажу по секрету: я бы с удовольствием вообще обошёлся без компаньона! Духи-компаньоны не являются частью нормальной американской культуры. Очень мне надо давать Скиннеру с приятелями новый повод для издёвок над «инь-янской штучкой».

– Ты посмотри на него, какая неблагодарность, – воззвала мама к най-най. – Знал бы ты, диди, что я в твоём возрасте…

Слова «я в твоём возрасте» – это как выключатель. Стоило мне их услышать, и у меня автоматически вырубало мозги. Как послушать маму, в моём возрасте она была: 1) чемпионкой Китая по шахматам; 2) китайской звездой Кетцельпада; 3) китайской гордостью бадминтона; 4) юной скрипачкой с мировым именем. Ах да! Ещё она каждый вечер готовила ужин из пяти блюд на всю семью. Как-то я спросил баба, правда ли хоть что-то из этого. Он улыбнулся и ответил: «В Кетцельпаде мама непобедима». Но это вовсе не обязательно означало, что мама непревзойдённый игрок, просто баба очень плохо играет.

А мама завела другую любимую песню, новый куплет в балладе «почему ты не такой, как Джейми?».

– Посмотри на гэгэ, – говорила она, – он всё свободное время тратит на эту… эту его программу.

«Эта его программа» означало культурно-просветительскую программу, организованную «Риплингом», самой крупной американской кирт-корпорацией. Уже несколько месяцев Джейми каждый божий день гонял в Маунтин-Вью на практику.

– Он так много выучил о традиционной китайской волшбе, – говорила мама.

Скукотень! Зачем тратить время на изучение древней азиатской волшбы, когда есть современное западное волшебство? Даже мама и баба не используют традиционную китайскую волшбу. За годы они позабыли, как обуздывать ци, и не меньше прочих зависят от кирта и американского волшебства. Впрочем, мне хватало здравого смысла не говорить об этом маме.

По счастью, мамину лекцию прервал звон колокольчика на распахнувшейся двери.

– Простите, ресторан закрыт, – крикнула мама. – Мы откроемся через час…

Она осеклась, и тут я поднял глаза. В дверях стояли двое полицейских, в их взгляде ясно читалось, что они предпочли бы провалиться сквозь землю, но не стоять тут, и у меня внутри всё створожилось.

– Миссис Тан? – заговорил один из них.

– Да? – не помню даже, чтобы мамин голос звучал так тихо и жалобно.

– Мэм, я офицер Фернандес, а это офицер Чэнь. Мы можем войти?

Мама молча кивнула.

Баба вышел из кухни, когда копы прошли внутрь, и они представились ему и попросили разрешения присесть. От сочувствия на лицах копов створоженная мутота у меня в животе сделалась мучительной болью.

Офицер Фернандес заговорил:

– Мне очень жаль. У меня очень плохие новости, – он посмотрел на маму и бабу. – Ваш сын Джейми попал в автомобильную аварию…

Мама инстинктивно взяла меня за руку.

И тут я понял, что уже ничего не будет у нас хорошо. Больше никогда ничего не будет хорошо.

Я плыла по бесконечной реке в мире духов, следя за игрой лазурного небосвода, переливавшегося нежно-голубым и ярко-пурпурным. Чертенята и прочие мелкие яогуаи[17] мельтешили вокруг в сотнях обличий, скакали в кронах белоснежных магнолий и дрались за плоды.

Не так давно я была бы среди них самой громогласной и отчаянной, но сейчас мне хотелось лишь лежать неподвижно, позволяя реке нести меня вдаль, к забвению, чтобы всё моё существо перестало тосковать по Джейми, моему хозяину, человеку, с которым я была связана узами.

Пятнадцать дней, семь часов и двадцать три минуты прошли с момента его смерти, и рана была ещё очень свежей. Стоило только закрыть глаза, и я слышала его голос, чуяла его запах и снова чувствовала эту ужасную терзающую боль, когда погибало его тело и наши узы рвались. Джейми больше не привязывал меня к миру людей, и меня утянуло в разлом, кричащую, царапающуюся, силящуюся удержаться рядом с ним, хотя мою душу грозило разорвать на части. Нет, я не стремилась остаться в человеческом мире. Но я хотела… ах, я сама не знала, чего хотела, может, в последний раз свернуться у его ног. Ткнуться влажным носом ему в щёку, так, как я делала каждое утро. Проснись, Джейми! Пожалуйста!