Я минут десять сидела на крыльце и смотрела на пятиэтажку напротив — когда-то ту самую стройку. Эти минуты я потом еще не раз вспомню. Вспомню, каким мне тогда казался этот двор, этот город из моего детства, где мы облазили все дворы и переулки. И каким чудовищным он стал для меня.

                                                                            ***

На следующий день я зашла за Катькой. Дверь никто не открыл. Пошла к Юле. Открыла младшая сестра и сказала, что Юлька на пару с Катькой укатили в лагерь — «урвать последний год».

Ни разу не ездила в лагерь. И не особо хотелось. Вообще, у меня не очень получалось заводить дружбу. В Ярославле я дружила только с Леной, мы с ней вместе пошли в первый класс. Она доучилась до третьего, а потом с семьей переехала в другой город. Одноклассницы несколько раз приглашали погулять после школы, но я отказывалась — для меня всегда на первом месте были уроки. А потом все поняли, что я заучка, и просто перестали звать. Но зато когда нужно было списать, я сразу обрастала кучей «друзей». В целом, моя школьная жизнь протекала спокойно. Из года в год я училась на отлично.

В тот день я побродила по дворам и вернулась домой. На дачу мы тоже не пошли — бабушке нужно было дошить платье клиентке. Я часто помогала ей — играла роль манекена, а затем собирала с пола обрезки ткани и обрывки ниток, которые успевали разнестись по комнатам. Когда бабушка работала, ее комната быстро заполнялась грудой тряпок и картонных выкроек.

— С этим платьем разделаюсь и на остаток лета вся твоя! — пообещала ба и нажала на педаль машинки.

Летом она вообще не любила брать заказы. Розарий же нужно поливать и за садом ухаживать! А вот в остальное время года буквально не вылезала из-за швейной машинки.

Когда довольная клиентка рассчиталась с бабушкой и скрылась за дверью, бабуля упаковала машинку в чехол и поставила ее в шкаф.

— Всё! Я в отпуске! — заявила она.

Затем достала из шкафа мешок и вытряхнула его над диваном. Из мешка вывалились разноцветные парики.

— Ты до сих пор их хранишь? — удивилась я.

— А как же! Вдруг еще пригодятся? — посмеялась она и надела на меня синий парик.

— Мальвина! — хихикнула я, взглянув в зеркало.

— А ну, сними-ка его! — приказала ба и отряхнула парик с огненно-рыжими длинными волосами. — Вот! Вот этот тебе всегда шел! — Она сунула его мне.

И из милашки Мальвины я тут же превратилась в страстную яркую бестию. Мои зеленые глаза стали очень выразительными, а кожа, казалось, аж засветилась — так ее оттенял рыжий цвет.

— А помнишь, они были мне почти до колен? — покрутилась у зеркала я. — Теперь стали по пояс.

— Ой, как ты выплясывала в нем, когда была маленькой! — приложив ладони к щекам, рассмеялась ба. — Как ты веселила нас с дедом!

— Да ладно я. Только вспомни, что вы с дедом вытворяли!

— У меня есть идея: давай-ка мы найдем старые кассеты с праздников и вместе их посмотрим? — предложила бабуля.

Да, далеко не в каждой семье остался видеомагнитофон. Да что там, не все сохранили даже дивиди-плееры. А вот у моей бабули было и то и другое.

Решили посмотреть видео, на котором я и Макс, мелкие, весело дурачились под музыку в париках: я пела во флакон с маминым лаком для волос, а Макс был на подтанцовке.

Мы смеялись и вспоминали наши семейные праздники и то, как они с дедушкой развлекали нас, примеряя на себя разные образы. Так у нас с Максом на днях рождениях выступали то Алла Пугачева, то Ирина Аллегрова. Кстати, было особенно смешно лицезреть Аллегрову в бабушкином исполнении: пожилая, с круглыми формами «Ирина» в белом кудрявом парике скакала по дому козликом, пела в микрофон и иногда извинялась за то, что у нее пересыхало в горле. Но в таком случае всегда помогал «Валерий Леонтьев» — у деда этот образ был самым удачным. Он так смешно тряс темными кучерявыми волосами и всегда кричал громче фонограммы.