В них было сказано, когда на небесах вдруг появлялись яркие, хвостатые звезды и что за этим следовало. Ну, про Вифлеемскую звезду, ставшую предвестником рождения Иисуса Христа, Никодим хорошо знал. Но оказывается, как было сказано в рукописи, «хвостатую звезду» наблюдали и в 5672 году, и в 6038, 6574…

«И паки сице же бысть при Устиньянѣ цесари, звѣзда восия на западѣ, испущающи луча, юже прозываху блистаницю, и бысть блистающи дний 20». Это была ссылка на Лаврентьевскую летопись. Она же сообщала, что появление яркой звезды с хвостом предшествовало нашествию монголо-татар на Русь и Тохтамыша. «Бысть нѣкое проявленіе, по многія нощи являшася таковое знаменіе на небеси: на востоцѣ, пред раннею зарею, звѣзда некая, аки хвостата, и якоже копейнымъ образомъ, овогда вечерней зарѣ, овогда же во утреней, тоже многажды бываше».

Никодим, внимательно изучив записи, неожиданно пришел к выводу, что «хвостатые звезды» появляются на небе с определенной периодичностью, а именно приблизительно через 76 лет. Последней даты появления такой звезды в листах указано, разумеется, не было, она обрывалась на 7039 годе. Здесь же было отмечено, что звезда всегда летит от солнца хвостом вперед.

Темными звездными ночами монах Никодим поднимался на самую высокую Никольскую башню монастыря и смотрел в увеличительную трубу на звезды, в надежде обнаружить среди них ту самую, хвостатую.

Закрыв сундук на замок, монах спрятал ключ за икону Спасителя, перекрестившись, вышел из кельи. Он предпочитал работать у себя в тесной коморке, нежели в монастырском книгохранилище, называемом по-новому «библиотекой», как его соперник Гаронтий, где всегда было многолюдно. Никодим же предпочитал одиночество, не считая тех дней, когда приходилось выдерживать очередную стрелецкую осаду.

Архимандрит находился не у себя в покоях, а в моленной. Он лежал на лавке под рядами настенных икон, смиренно сложив руки на груди. Глаза его были закрыты, а сам он недвижим. Когда Никодим вошел, жидкая бородка настоятеля заколыхалась, словно сухая трава на ветру. Летописец подумал, что преподобный преставился.

– Сядь рядом, – вдруг сказал Никанорий вполне крепким голосом.

Опустившись на противоположную скамью у конуна с горящими свечами, Никодим слегка наклонился вперед, давая понять, что слушает архимандрита внимательно.

– Как видишь, скрутило меня в очередной раз, – начал преподобный. – Думаю, уж не выберусь.

– Ты и весной так говорил, – возразил Никодим. – Но Бог тебя не оставил и теперича не бросит.

– Поглядим, – кротко ответил настоятель. – Ты, Никодимушка, бери оборону обители и святой нашей православной веры в свои руки. Тебе даю полную власть.…Временную. Ежели помру, отца Иосифа обратно из слободы не зовите. Сами решайте, кому доверить монастырь.

В моленную вошли казначей Гаронтий, инок Макарий, сотник стрелецкого «добровольного» полка Афанасий Ильин. Архимандрит повторил им все то, что сказал Никодиму. Гаронтий поморщился, видно, он надеялся стать «головой» монастыря на время болезни настоятеля. И казначей не удержался:

– Да куда ему, Никодиму, справиться со столь сложной задачей! Как пушки расставлять он знает, а как подвигнуть народ на духовный подвиг, да накормить его хлебом, ему не по силам. К тому же, на этот раз Волков привел огромное войско, не устоять нам, ежели обитель возглавит Никодим.

– Врешь! – в гневе крикнул летописец. – Это ты от зависти, Гаронтий, на меня напраслину наводишь. Знаю, куда метишь, но не бывать тому, потому как ты никчемный человечишко.

– А ты…

– Ну, полноте вам, – опять вполне твердым голосом прервал недостойную для монастыря свару настоятель. – Что вы как кошка с собакой…. Опомнитесь.