– Чушь собачья. Не тебе судить о моём характере. Ты меня, считай, не знаешь. Когда ты к нам заявился? Три дня назад?

– В понедельник.

– Три дня назад. А что не осуждаешь, так это зря. Опыт показывает, что тот, кто не осуждает нечестность, потом оказывается вралём, а то и предателем.

– Ты что, Лисица?

– Просто жизненное наблюдение. Ничего личного. Я тебя, кстати, тоже совсем не знаю. Так что колись, где раньше жил, раз впервые слышишь о лесных порядках.

– Я родился в горах, в Единорожье.

– Никогда о таком месте не слышала.

– Оно вроде как полусекретное.

– Это там тебя приучили носить запасную подкову?

– Ага. Камни, знаешь ли…

– А сюда тебя как занесло?

– Я ушёл из гор. Шёл, шёл…

– …И пришёл, – рассмеялась Лисица. – Ты просто мастер увлекательного рассказа с живописными подробностями. А почему в горах не сиделось? Ноги уставали по скалам бегать?

– Нет. Повздорил кое с кем. Крупно. Из принципа. Или – или. В общем, выгнали меня, вернее, я сам ушёл. С тех пор дома не был.

– Давно бродяжничаешь?

Единорог неопределенно мотнул головой.

– А ты не переживай и не кисни, – сказала Лисица. – У меня ситуация еще хуже. Жила я в одном лесу, держала палатку, никому слова плохого не сказала – конкуренты из второго ларька начали про меня распускать небылицы: я, мол, обвешиваю, и тут же обсчитываю, и товар у меня тухлый, а у них, стало быть, свежий. Эта ерунда пошла в народ, и ко мне в палатку перестали приходить. Идиоты! Собрала я пожитки и в соседний лес перебежала. Но, только начала торговать, как опять слухи пошли. «Откуда?» – не могла понять я. Если бы опять конкуренты рассплетничались, было бы обидно, но понятно: бизнес, конфликт интересов, борьба за покупателей… Но в том-то и дело, что в этом лесу не было второго магазина, я была единственным продавцом. Сплетничали обычные звери из чистой любви к клевете. Я не стала дожидаться, пока бизнес опять рухнет, и целую неделю бежала до дальнего-предальнего леса. Я бегу, а гнилая репутация впереди меня бежит. В общем, долго я пыталась обогнать сплетни, пока не оказалась здесь. «Всё, – думаю, – не могу больше бегать, не буду. Уже и брюхо к спине прилипло, и лапы разболелись, и шерсть вся повылезла. Сдохну, но больше не побегу». Собрала я тогда всех наших, вышла на поляну, взлезла на пенек (сцены тогда еще не было, мы ее потом намостили) и говорю: «Звери! У вас есть ко мне претензии? Жалуйтесь сразу». Жалоб не оказалось. «Тогда, – говорю, – слушайте сюда. Во всех лесах обо мне рассказывают, что я жульничаю, мошенничаю, обсчитываю и что верить мне нельзя. Но это всё неправда». И знаешь что? Ничего. Пару раз сороки попробовали что-то вякнуть с высокой сосны, и их так красиво забросали шишками, что только перья полетели. Больше сплетен в наших краях не было. Хэппи-энд.

– Странный у вас лес, – задумчиво произнес Единорог. – То все друг за друга горой, а то сидят по домам и на ружейный выстрел, – Единорог почесал выстриженную шерсть на месте Хомяковой подпалины, – никого не подпускают.

– Я же говорила, что у нас фон усилился! – сказала Лисица.

– А кто его измерял и чем? Чтобы утверждать, что он усилился, нужно сделать замер до, замер после и сравнить результаты.

– А с чего бы тогда у нас все раздружились?

– А на этот вопрос сможет ответить только психоаналитик. У вас, кстати, в лесу нет кушетки?

– Есть, у Белки. Она фельдшер.

– К Белке мы сейчас не пойдем. Нам и Совы хватит. Кстати, мы не долго блуждаем? Как, по твоему мнению старожила?

– Долго.

– Мы недостаточно храбрые?

– Ты, может, и храбрый, а я вряд ли.

– Неправда. Ты самая храбрая лисица, какую я только встречал.