А потом наступает момент покинуть детский дом. И тогда ты понимаешь, что у тебя никого нет… ты никому не нужен. Твои проблемы – это только твои проблемы. Как хочешь, так и вертись, выживай.
Когда я был поменьше, то грел надежду, что мне по выпуску дадут жилье. Как же я смеялся, когда правда жизни больно ударила меня под дых.
Всего существует два способа получения квартиры. Встать в очередь или через суд. Первым очень долго, а вторым очень тяжело и практически нереально. В законодательстве Мутвы написано, что, когда ребёнку исполняется восемнадцать лет – государство предоставляет ему жилье. Но только дурак не поймёт, что это просто сказки. Чёртовы коррупционеры, им лишь бы положить побольше в карман и глубоко наплевать на судьбы сирот. Кто-то должен будет положить конец этому произволу, но пока конец приходил только моей отчасти беззаботной жизни.
Положение детского дома ухудшалось с каждым днем. Еды оставалось все меньше – голод рос, а вместе с ним сопутствующий экономический кризис. Пока это ощущалось не столь сильно. Некоторые дети, да и что греха таить и воспитатели – делали заначки: сушили хлеб на сухари, откладывали в скромный угол каждую крошку на чёрный день. Нередко случались и драки за возможность насытиться в счёт чужой порции. Вернее «насытиться» не подходящее слово – уж скорее укротить голод на время, чтобы живот не урчал столь громко, подавая признаки жизни. Голодать по несколько дней подряд – стало для меня совершенно обычным делом, наравне как дышать загрязненным воздухом.
В одной из книг я читал, что если человек долго не будет есть – он может погибнуть, но сперва в его желудке образуется немалое количество кислоты, для того, чтобы он начал переваривать сам себя, или ещё хуже – дело дойдёт до язвы. Поговаривали, что у людей с такой болезнью нечеловеческие боли от которых хочется лезть на стену и выть на луну. Я будто бы пугал сам себя рассказами о том, как быстро смогу умереть от нехватки продовольствия. К сожалению, это не заставляло чувство голода исчезнуть, а лишь сильнее раззадоривало его. В один день я не сдержался. Моему растущему организму требовалась питательная еда, насыщенная витаминами и полезными веществами, которые не могли дать полусгнившая капуста или чай из помоев (он вонял так, что я к нему даже не прикасался). Все бы отдал за кусок мяса или хотя бы настоящих щей, чей вкус я казалось уже давно позабыл.
Подговорив пару мелких шкедов, чтобы прикрыли перед взрослыми, я отправился прямиком на рынок, где по моим расчётам ещё должна была остаться хоть какая – нибудь нормальная еда. Воровать мне никогда раньше и в голову не приходило, но что поделать, когда у тебя нет денег и ты не можешь совершить покупку как положено. Мной давно была усвоена простая истина – за красивые глазки тебя никто не угостит даже самым червивым яблоком. Моя внешность не была привлекательной или сильно отталкивающей. Скорее что-то среднее. Подросток одиннадцати лет, с коротко стриженными тёмными волосами, худого телосложения (ещё до наступившего голода), в одежде, которую я не менял уже почти месяц – вот и весь образ. Ах да, ещё глаза, Данко часто говорил, что они у меня какие-то особенные, но я не воспринимал его слова всерьёз. В конце концов, я ведь не барышня, чтобы мне такие комплименты делать. Иногда я смотрел в зеркало на свое отражение – «Два янтаря» – так любил говорить мой друг. «Смотрю в них и меня будто с ног до головы окутывает смолой. Помяни мои слова, глаза – зеркало души, а они у тебя с добрым светом». Данко был единственным человеком, который видел во мне что-то хорошее. Наверное потому что он смотрел вглубь, в душу, а не скользил взглядом по грубой наружности как остальные.