Возле костра сидел парень.
– Вася, – представился он, – твоя палатка?
– А я – Дима. Моя.
– Не помешаем?
– Конечно, нет. Напротив. А где остальные?
– Вон в той Славик, он покурил и дрыхнет. А в типухе Кирилл со Светой. Они еще не вылезали – перманентно в состоянии соития.
– В состоянии чего? Ах, да, понял…
– Ты будешь курить? Есть пяточка.
– А разве тут не запрещено?
– Ну да, как и везде. Но мы никому не скажем.
– Не, спасибо, давай я сейчас воздержусь, а потом видно будет.
– Оки, хозяин-барин, наше дело предложить.
Я достал пачку табака и свернул самокрутку.
– Ого, дашь попробовать? – оживился Вася.
Я протянул ему пачку.
– Держи, только фильтров нет, но табак и так мягкий.
Закипела вода в маленьком котелке, подвешенном над костром. Вася заварил по кружкам чай, и мы, прихлебывая его, закурили по самокрутке.
– Хорошо сидим, – заметил я.
– А ты чем в Вавилоне занимаешься? – спросил Вася.
– Я – фотограф-репортажник, работаю штатным стрингером в одном московском информационном агентстве.
– Ооо, я тоже репортажник, только в Киеве. Похоже, тут фестиваль фотографов организовался.
Мы рассмеялись.
– А что за агентство? – спросил я.
– Да, наверное, такое же, как у тебя. При совке было государственным, а сейчас, как и все остальное.
– С камерой приехал?
– Конечно. Только с пленочной. У меня правило такое: одна поездка – одна пленка. Это дисциплинирует, и снимки получаются совсем другими. Когда ты понимаешь, что у тебя есть всего тридцать шесть кадров, то думаешь над каждым щелчком затвора.
– Интересная позиция. А если вдруг что-то чрезвычайное, а пленка закончилась?
– Нет ничего «вдруг». Ты снимаешь, по сути, то, что у тебя уже есть в голове, ищешь в реальности свою картинку. И делаешь ее. Ловить что-то, что «вдруг выскочило», – это не относится к серьезной фотографии.
– Интересно. А ты часто на Радугу ездишь?
– Впервые. Я на каждый фестиваль езжу только по одному разу. Их слишком много, жизни не хватит. Зачем повторяться.
– Тоже верно.
– А ты почему штатным стрингером, а не в штате агентства?
– Ну наверное потому, что я не москвич, а понаехавший. На меня так легче надавить, соглашусь на любые условия. У тех, кто в штате, – хороший оклад. А сдельщина – такая штука… Стану брыкаться – перестанут работу подкидывать. А в Москве, как понимаешь, нет работы – нет денег. Нет денег – нет жилья. Потому что на съем жилья уходит большая часть моих заработков.
– Да, понимаю, конечно. Вопрос: нужна ли тебе именно Москва?
– Конечно, нужна. Все крупнейшие мировые фотоагентства имеют офисы в Москве. Это профессия. Я ничего другого не умею. Не картошку же сажать на малой родине.
– А я планирую завязать с профессией, надоело, – Вася подкинул веток в костер, вытащил кусок головни и прикурил от нее еще одну самокрутку. – Для себя хочу снимать, в удовольствие, – как-то обреченно пробормотал он, – уже профдеформация начинается, с этими агентствами. Да и на дядю работать надоело.
Смеркалось. Из-за отсутствия каких бы то ни было электроприборов и искусственного освещения, сумеречное пространство было естественным и по мере уменьшения света все более наполнялось различными лесными звуками. Затем постепенно к ним добавились отголоски тамтамов, маракасов, варганов и прочих радужных инструментов, доносящихся как от маленьких стоянок, так и от большого костра на центральной поляне.
– Сходим к кому-нибудь? – кивнул я в темноту.
– Да, семь минут посидим и пойдем, – откликнулся Вася, пристально глядя в огонь.
Через семь минут мы вместе поднялись и сквозь сумрак побрели в сторону ритмично звучащего большого костра.
На центральной поляне, вокруг костра расположился барабанный круг. Огромное количество народа с дарбуками, думбеками, там-тамами и прочими компактными барабанчиками, привезенными с собой. Часть людей извлекала медитативные звуки из алтайских комусов и якутских варганов. Все вместе это создавало безумный хаос звуков, прислушиваясь к которым, ты со временем все же улавливал и систему, и смысл, и красоту. Только мы нашли свободные пятачки травы и уселись на них, как на меня сзади кто-то навалился.