– Откуда Вам известно обо мне?

Шаман покачал головой.

– Зачем спрашиваешь, если знаешь?

Она помолчала, сердясь на увиливающего от ответа старика.

– Тогда скажите, знаете ли Вы что со мной?

Старик медленно поднялся, потом также медленно поднял бубен, колотушку, шапку и направился к выходу. Вещи заняли свои места на стене, а шаман уселся у очага и помешал лежащие на поленьях травы. После полез в мешочек на поясе и, достав оттуда что-то, бросил это в огонь. Искры взметнулись вверх и в шатре запахло лесом. Летним, влажным. Таким, которым невозможно надышаться. Так пах Кристиан. Это было, как удар в поддых, Лиса даже на мгновение забыла о том, что шаман так и не ответил. Предательские слезы сверкнули в ее глазах, но она взяла себя в руки, запихивая эмоции глубоко внутрь. Хотел ли шаман этим ответить на ее прежний, незаданный вопрос или это случайный жест с его стороны и травы просто очищали воздух в шатре после обряда. Она не стала уточнять.

– Вы знаете? – повторила она свой вопрос.

– Ты несешь заслуженное наказание. – сухо произнес шаман, помолчав. Складывалось ощущение, что он недоволен, но это тоже мало волновало девушку. Важнее было то, что он сказал.

– Наказание? – переспросила Лиса и голос ее осип. – Наказание? За что?

– Сама знаешь. – старик смотрел теперь прямо ей в глаза. – Стихии не терпят такого к себе отношения. Даже от избранных. Тебе дан дар ко всем стихиям. Но ты предпочла отказаться от него.

Каждое слово шамана звучало как обвинение, несмотря на то что голос он не повышал. И каждое его слово отзывалось внутри раздражением, отрицанием и возмущением.

– Отказалась? Да, я отказалась. Я имела право отказаться от этого! – выкрикнула она. – Имела! Меня не спрашивали, когда открывали дар, меня не спрашивали, когда возрождали! Меня ни разу. Ни о чем. Не спросили! Меня лишь гнали, как дичь. С самого начала. Вели охоту, как на зверя! Выдернули из спокойной, размеренной жизни и сунули в этот бесконечный котел! Я имела право отказаться! Имела! И-мела. Имела.

Последние слова она произносила уже заикаясь, шепотом, размазывая по щекам льющиеся слезы. А потом и вовсе подтянула колени к груди и уткнулась лицом в сложенные на них руки. Плакала, всхлипывая, шмыгая носом, вытирая рукавом мокрое лицо. Обида, так долго копившаяся в душе, наконец, выплеснулась, сгребая все остальные причины в одно, выливаясь слезами и глухими рыданиями девушки.

Шаман не торопил ее. Он подбрасывал в огонь травы, доставая их теперь уже из другого мешочка и тихонько что-то напевал. Слушая его странную, спокойную песню, Лиса потихоньку успокоилась. Плечи ее больше не вздрагивали, а в душе, выплеснувшей наболевшее, поселилась пустота.

– Ты больше не пахнешь болотом. – сказал удовлетворенно шаман, прервав свою песню. – Теперь от тебя запах, как после грозы. Свежий, новый.

Лиса подняла голову и посмотрела на него. За всплеск было стыдно. За то, что кричала на совершенно невиноватого в ее бедах старика тоже. И следовало бы ожидать от него ответного гнева, хотя бы обиды, но шаман сидел, довольно улыбаясь. Она, вытирая глаза, настороженно наблюдала за тем, как он помешивает палкой угли в очаге и думала о том, что она, наверное, тоже сошла с ума, раз слушает очередной бред этого выжившего из ума старика.

– Нельзя начинать новый путь, не очистившись.

Она подождала еще немного в надежде, что он объяснит сказанное. Но шаман не торопился пояснять ей смысл. Откуда-то послышался лай собак. Лиса обернулась на звук. Старик что-то говорил, но мысли об Эше и ребятах отвлекали, не давая ей сосредоточиться. Шаман нахмурил брови и вдруг стукнул палкой по полену. Искры посыпались, тая в воздухе. Он ударил палкой снова и в ее голове прояснилось.