цель – сокрушить противника и тем самым сделать его не способным ко всякому дальнейшему сопротивлению. Итак, война – это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю».

Тут как бы все на своих местах и не требует дополнительных разъяснений. Найти, сокрушить, принудить, подчинить. Единственное, что требуется добавить, это то, что Клаузевиц придавал решающее значение генеральному сражению, которое есть «бой главной массы вооруженных сил с полным напряжением сил за полную победу». Более того, как был уверен Клаузевиц и все, кто следовал по его следам, только великие решительные победы ведут к великим решительным результатам, а «великое решение – только в великом сражении». То есть необходима предельная концентрация всех наличествующих ресурсов – человеческих, материальных и моральных – для того, чтобы одержать победу над врагом в решающем, генеральном сражении. Или, соответственно, потерпеть поражение.

Здесь вполне можно увидеть стратегию США в нынешних обстоятельствах. Концентрация огромных ресурсов – военных и невоенных – в той или иной точке мира, которую американцы присваивают как «зону стратегических интересов США», и нанесение решающего удара. На самом деле в международной политике США пользуются той же стратегией: концентрация ресурсов – политических, финансовых, информационных и т. д. – на одном направлении и «передавливание» ситуации в свою пользу.

Тот факт, что Путин отрицал возможность развития России по зарубежным (подразумевается – западным) моделям и схемам, не противоречит моему предположению о том, что в начале пути он выбрал именно западную стратегию как образец. Просто первоначальный отказ от механического переноса западных моделей на российскую почву подразумевал оперативный уровень и касался прежде всего экономики и внутренней политики. Переход на уровень большой стратегии делал разговор о механических заимствованиях излишним – на уровне большой стратегии совсем другие критерии. К тому же речь шла не о механическом переносе, а о концептуальном восприятии.

Чем подкрепляется мое предположение о первоначальном выборе Путина? Мы все помним, как начиналась «эпоха Путина» в мировой политике. На какое-то время, после небольшой паузы, сложилось впечатление, что у Путина с Западом «медовый месяц». Особенно важен был 2001 год, когда произошли знаковые и оставшиеся в памяти события. Первый «западный» визит в Москву Тони Блэра, выступление Путина в бундестаге на немецком языке и овации тамошних депутатов, летом две встречи подряд с новым американским президентом Джорджем Бушем-младшим. После встречи в Любляне Буш заявил, что заглянул в глаза Путину и увидел в них – как будто с удивлением – душу, а спустя короткое время в Генуе президенты договариваются возобновить диалог по всем векторам взаимодействия. В международных делах повеяло разрядкой и новой эпохой. Потом был страшный для Америки день – 11 сентября, атака террористов и гибель огромного количества людей – и звонок Путина, который стал поводом к беспрецедентному сотрудничеству между Россией и США в борьбе с международным терроризмом. Казалось, Москва и Вашингтон нашли-таки общего врага и отношения между странами пойдут в рост. В ноябре Путин летит с визитом в США, где они с Бушем делают нашумевшее совместное заявление о новых отношениях и о том, что между Россией и Штатами отсутствуют принципиальные идеологические и социально-экономические различия.

Но различия были, и как раз в области большой стратегии. Вашингтон не собирался отказываться от большой стратегии однополярного мира с единственным гегемоном – США, а Путин не только в статье, которую мы анализировали, но уже и в официальных документах (Концепция внешней политики РФ, 2000) зафиксировал цель своей собственной большой стратегии: Россия – великая мировая держава, участвующая в установлении нового мирового порядка. Таким образом, налицо было совпадение целей в стратегиях разных субъектов, а это всегда является основой для конфликта.