Миндальное дерево, к которому нас отправил господин, оказалось сухим. Это был небольшой дворик, окруженный скромными домиками, где, судя по беглому осмотру, хранились вещи: здесь никто не жил.

Но одна комнатка для обитания все-таки нашлась. Небольшая, уютная, в особенности когда я зажгла лампу, и ее одной хватило, чтобы осветить помещение. В нише слева от входа располагалась кровать. На нее стражи и переложили юношу. Тот не реагировал, не проснулся.

Их было трое, но все почему-то смотрели на юношу нерешительно, немного с сомнением. В чем заключались их тревоги, я сказать не могла. Почти сразу же в комнату прибежали несколько лекарей и целителей и без особых указаний или распоряжений взялись за раны всех присутствующих.

Видимо, господин не говорил о ком-то конкретном, отправляя их сюда, или же дело было в чем-то другом?

Была уже глубокая ночь, когда рану перевязали еще раз. Благодаря лекарям и совместным усилиям мы смогли остановить кровь. Хоть повязка все равно алела, но уже не так густо.

– Нужно дать ему лекарство. – Лекарь разложил несколько порошков. – Так рана быстрее затянется.

Согласно кивнула и принялась за работу: смешала порошок с водой, приподняла голову юноши и осторожно начала вливать лекарство, когда послышались шаги снаружи. Лекарь тут же откланялся и был таков, а в дверях появился господин Этари.

Он был еще молод – чуть младше двадцати пяти, – но из-за случившегося в свете лампы его лицо казалось изнеможенным, он словно постарел лет на двадцать. Его рану уже обработали, теперь его щеку украшала лишь багровая полоска.

– Как он? – спросил господин.

Я как раз уложила юношу на подушку и укрыла одеялом.

– Рану снова перевязали, нанесли лекарственную мазь, он выпил снадобье, теперь проспит до утра, – объявила я так уверенно, будто была главным лекарем империи.

Господин промолчал. Несколько минут он стоял и смотрел на юношу, и столько эмоций было отражено на лице Этари, столько мыслей, которые могли одновременно благословлять и терзать. Что-то было в этом взгляде, что-то заставляло разглядывать его лицо, ловить отблески не только успокоения, но и тревоги.

– Ты должна позаботиться о нем, – он вернул нас к внезапной невидимой связи, которая родилась в тот миг посреди улицы. – Он должен выжить.

Что я могла ему сказать? Что поборю смерть, если она явится сегодня? Что справлюсь с любым врагом, даже незримым? Что невозможное уже случилось, а воля случая – слишком ненадежная величина?

Мы снова встретились взглядами, и поток эмоций хлынул между нами. Разве мог господин смотреть так на меня? Разве могла я так смело смотреть на него в ответ?

Но это была сделка с судьбой, которую мы заключили вместе. Мы шли против природы и против правил, смешивая наши надежды и эгоистичную смелость. Нашу юность, не терпящую полумер.

– Обещаю, господин, – твердо, ровно, почти с вызовом ответила я.

И он поверил мне. Потому что было то, что его сегодня впечатлило. Повергло в настоящий шок. Открыло глаза на вещи, которые казались такими простыми и понятными. До сегодняшнего вечера.

– Он спас мне жизнь, – сказал господин, потому что это было между нами тремя. Он был вынужденной жертвой, юноша – необходимым спасением, я – случайным свидетелем. – Он должен выжить.

Кивнула, унимая безудержное желание, неизвестно откуда взявшееся, словно я ему ровня. Он – господин, а я…

– Как тебя зовут?

И снова внутри на миг я сжалась, но справилась с собой мгновенно.

– Юин, господин, – склонила голову.

– Юин, – повторил он так, будто записывал мое имя в историю, будто запоминал для того, чтобы в будущем предъявить мне счет. – Я доверяю тебе его жизнь.