Я снова повернулся к судье:

– Спасибо, ваша честь.

Секретарь тут же объявил следующее дело. Я взглянул на Мэгги. Она как раз захлопнула папку с делом, по которому ей больше не придется выступать обвинителем. Потом встала и, пройдя через ограждение, зашагала по проходу прочь из зала суда. Она ни с кем не заговорила и не обернулась, чтобы взглянуть на меня.

– Мистер Холлер?

Я посмотрел на своего клиента. Сзади к нему подходил судебный пристав, чтобы увести в камеру. Затем его должны были отвезти на автобусе через полквартала в тюрьму, а несколько позже, в зависимости от того, насколько оперативно сработают Доббс и Валенсуэла, выпустить под залог.

– Сейчас мы с Доббсом займемся вашим освобождением, – сказал я. – Потом соберемся все вместе и поговорим о нашем деле.

– Спасибо, – сказал Руле, в то время как его уводили. – Спасибо, что приехали.

– Помните мои слова. Не разговаривайте с посторонними. Вообще ни с кем не разговаривайте.

– Да, сэр.

Его увели, и я тоже стал собираться. Валенсуэла ждал меня с широкой улыбкой на лице. Назначенный за Руле залог был, вероятно, самым крупным в его практике. Когда я вышел из-за барьера, он похлопал меня по плечу:

– Ну, что я тебе говорил? Мы много с этого поимеем, босс.

– Посмотрим, Вэл, – сказал я. – Посмотрим.

Каждый адвокат, задействованный в судебной машине, имеет два прейскуранта оплаты. Существует шкала А, куда входят суммы вознаграждений, которые адвокат желал бы получить за оказанные им услуги. Есть также шкала В – эти деньги он согласен взять, потому что большего клиент себе позволить не в состоянии. Привилегированный клиент – это тот, кто намерен довести дело до судебного процесса и у кого достаточно денег, чтобы заплатить адвокату по расценкам прейскуранта А. Первоначальная явка в суд первой инстанции, процедура предъявления обвинения, предварительное судебное слушание и сам процесс и последующая апелляция – все это сотни, если не тысячи оплачиваемых часов. Клиент может заправлять адвокатский бензобак в течение двух, а то и трех лет. В тех джунглях, где я охочусь, такие клиенты представляют собой редчайшую и самую желанную добычу.

Казалось, Валенсуэла здесь попал в точку. Льюис Руле все больше походил на привилегированного клиента. До этого у меня был сезон засухи. Прошло уже почти два года с тех пор, как я имел хоть какое-то отношение к судебному делу, где фигурировали бы шестизначные суммы. Часто случалось, что планка сначала устанавливалась высоко, но клиенту так и не удавалось взять эту высоту.

Когда я вышел из зала суда, Си-Си Доббс ждал меня снаружи, в холле. Он стоял у окна во всю стену, выходившего на небольшую площадь административного центра. Я быстрым шагом пошел к нему. На выходе из зала я опередил Валенсуэлу и хотел использовать это время, чтобы без помех поговорить с Доббсом.

– Извините, – сказал Доббс, прежде чем я успел заговорить. – Я не мог больше оставаться там ни минуты. Так угнетающе видеть мальчика запертым в этот «загон» для скота.

– Мальчика?

– Льюиса. Я представляю их семью в течение двадцати пяти лет и, пожалуй, действительно все еще думаю о нем как о мальчике.

– У вас есть средства, чтобы вытащить его отсюда?

– С этим не будет проблем. Мне надо только связаться с матерью Льюиса, чтобы узнать, в какой форме она предпочтет это осуществить: предоставить в качестве залога недвижимость или подписать долговое обязательство.

Для того чтобы отдать в залог имущество на один миллион долларов, нужно проверить, что оно уже не заложено. Вдобавок суд может потребовать оценки стоимости недвижимости, что займет не один день, а Руле тем временем будет торчать в тюрьме. Долговое же обязательство оформляется через Валенсуэлу, за десять процентов комиссионных, которые не возвращаются. Они останутся Валенсуэле в возмещение его рисков и хлопот, и именно это было причиной его широкой улыбки в зале суда. После уплаты налога у него в чистом виде осталось бы около девяноста кусков. И он вполне резонно беспокоился, чтобы я не забыл про него.