Василий, снял мокрую футболку с номером 13 и сел на газон отдышаться. К нему кинулся переживающий Леонид; у того были слёзы на глазах от разочарования. Дрались сегодня с соседями достойно, но команде не повезло.

– Ничего, в следующий раз мы их обязательно одолеем, обязательно, – уверил Василий брата – вот увидишь!

Следующего раза не было – помешала Война.

На следующий день после матча, разбирая детали поединка, Василий неосторожно поделился новостью о восстании в столице с одним своим товарищем, Петром, который на своё и Василия несчастье, оказался слишком длинным на язык. Вечером, товарищ рассказал знакомому по учёбе Григорию, а тот Трифону. Так, новость о Кровавом Воскресенье стала гулять по селу: «В столице люди пошли к Государю, а он приказал стрелять. Были убиты много женщин и детей, солдаты никого не щадили…». Новость обрастала небылицами, страшилками и домыслами. В таком состоянии, она дошла до чутких на новости уши властей.

Через три дня настырный жандарм прознал, откуда тянется цепочка слухов. Он не стал медлить, решив дело обустроить по старому – то есть резать на корню. Василия, Петра и Трифона, со связанными за спинами руками словно преступников, доставили в жандармерию, где юноши были крепко биты «за распространение запрещённой и опасной информации». Только после этого их отпустили, да и то под родительское слово. Пока власти ограничились телесной и моральной поркой. Тем не менее, парней взяли на особый карандаш. У них появились личные дела с персональными номерами, в которых, стала накапливаться информация: такого-то числа, был там, встречался с тем, говорил то…

Время улетучивалось – дела пухли, обрастали фактами. Для Василия в частности прорисовывалась не очень-то радужная картина: «…слишком умён, интересуется политическими новостями, высказывается за всеобщее равенство, не признаёт сложившееся классовое общество…»

Родители, регулярно выслушивающие воскресные проповеди, ругали старшего за проступок, так неудачно поссоривший их семью с представителем власти. Родители недоумевали: « ну на кой чёрт понадобилось ему, будучи на рынке, слушать и тем более распространять какие-то сплетни? Вроде парень видный, серьёзный, и у сельчан на хорошем счету, а он такое вытворяет!

– Власть сынок, от Бога! – неустанно повторяла заплаканная мать. Отец молчал. Но молчание это было хуже морали.

«Лучше бы он меня порол, ей богу, а то молчит и молчит!», – думал ослушник.

Отец упорно молчал день, второй, а на третий вымолвил:

– Пошли-ка сынок на поле, там есть одна работёнка, нужно её бы доделать.

Василий обрадовался: «Ну, Слава Богу, пронесло». Собрались, взяли необходимое и потопали на поле. Лошадёнка захворала, вот и пришлось идти пешком. За ними увязался и Леонид, как-никак, почти взрослый в свои восемь лет. Прошли как обычно по нижней, хвостовой части села. Там царило оживление. Сотни пернатых: утки, гуси, разноголосо гоготали, делили территорию пруда и дрались за еду. Особо неистовствовали серые, большие, жирные гуси. Банда пернатых соперничали, сходились стенка на стенку, хлопали крыльями и кусались. Внезапно с горки показалась ещё одна стая, штук тридцать серошеек. Используя спуск как ускоритель, они разбежались и, набрав ход, раскрыли крылья и полетели.

Василий даже остановился, любуясь этим зрелищем. На минуту, одомашненные птицы вспомнили про то, что они когда-то были вольные и умели летать.

Грузно, птицы пролетели метров тридцать и бешено, гогоча, выставляя широко вперёд оранжевые лапы, стали опускаться. Приземление пернатых на водную гладь пруда, спровоцировало тысячи брызг, в которых, переливаясь всеми цветами – вспыхнула радуга.