– Есть, товарищ младший сержант!

Анисин, посмотрев вслед удаляющемуся бойцу, тихо произнес:

– Ну и куда мы раненых потом отсюда девать будем?

Варданян закашлялся, харкнул кровью и открыл глаза. Анисин обрадовался:

– Ну здорово, старшой! Как там на том свете? Бога не видел? А то передал бы ему, что тяжело нам здесь, пусть бы подсобил!

А в это время Старновскому как раз снилось, что он летит куда-то ввысь и понимает, что сейчас увидит Бога. Почему-то было легко и празднично. Но вдруг снизу откуда-то раздался чей-то знакомый голос:

– Бога видел? А то передал бы ему, что тяжело нам здесь, пусть подсобит!

Лейтенант открыл глаза оттого, что полуторка затормозила. Послышался голос Солнцева:

– Это что же такое творится-то? Если кто верит в Бога, самое время попросить его, чтобы подсобил нам!

Старновский, услышав последнюю фразу, сразу успокоился, наверное, это голос Солнцева во сне ему почудился. Но что-то тревожное заставило лейтенанта приподняться, и он увидел, как над видневшимся вдали городом появилась туча самолетов, и оттуда стали раздаваться взрывы грандиозной бомбардировки. Минск опять бомбили!

Из кабины на подножку вылез Подкорытов, и, опираясь на открытую дверцу, спросил:

– Ну что, товарищ ефрейтор, куда нам теперь ехать?

– Счас разберусь! – Солнцев спрыгнул с кузова и побежал к стоявшей впереди машине санитаров, забитой под завязку разобранными железными кроватями.

Там находился старшина и незнакомые красноармейцы, вооруженные винтовками со штыками. Неподалеку стоял сержант НКВД и два солдата с автоматом наизготовку. Поперек дороги был опущен самодельный шлагбаум из горбатой здоровенной жердины. Солнцев сразу сообразил, что это контрольно-пропускной пункт. До него донеслось:

– Не видишь, Минск бомбят, куда прешь? Счас документы проверим, и потом товарищ сержант госбезопасности решит, что с вами делать! – это говорил сержант, вооруженный СВТ.

– Так мы же в Минский госпиталь кровати везем, – тут старшина обернулся к стоящим сзади еще трем грузовикам, и, указав на них рукой, добавил: – И раненых!

– Сидоров, Павловский, Фокин, проверьте! – скомандовал сержант Синицын.

Трое красноармейцев, косясь в сторону самолетов, бомбивших Минск, шустро подбежали к грузовикам и принялись проверять документы у водителей и рассматривать находящихся в кузове раненых. Сержант НКВД со своими бойцами стоял поодаль, держа автомат наготове. Немного дальше и чуть в сторонке в вырытом окопчике засели еще трое солдат с ручным пулемётом. Они внимательно следили за дорогой. Самый молоденький красноармеец вдруг воскликнул:

– Товарищ лейтенант! Рад вас видеть живым! – и тут же крикнул своему начальству: – Это лейтенант Старновский, мы с ним вместе выходили к нашим!

Александр, напрягая разболевшуюся голову, вдруг признал бойца:

– Красноармеец Сидоров? Петр! Часовой с полигона! Что, капитана Бунина ловите? Так мы его уже давно схватили!

Сержант НКВД заинтересованно повернул голову, но приближаться не стал, лишь кивнул сержанту: – Синицын, разберись!

Тот, закинув винтовку СВТ на плечо, подошел к полуторке, залез в кузов, откуда громко произнес:

– Это лейтенант Старновский. Мы с ним возле моста у деревни Михасино вместе воевали, а потом к своим выходили!

Александр чуть скривился, но не от головной боли, а оттого, что люди, пришедшие с диверсантом Буниным, в том бою не участвовали, а сидели в тылу, но уточнять не стал, а лишь тихо произнес:

– Сержант Синицын, с полигона, узнаю! С вами еще двое были!

Синицын обрадовался, что геройский лейтенант жив, и вроде как не возражает, что они тоже были участниками того боя, и скороговоркой пояснил: