Увидев ее, присутствующие затихли и принялись рассматривать ее в пять пар глаз.

– Это Вероника, – сказала Полина. – Наша соседка. Никто не против, если она посидит с нами?

С дивана встал высокий худой мужчина лет тридцати, в черной майке, со светлыми волосами до плеч.

Ника смотрела не на его лицо, а на рисунок на майке.

Уникурсальная гексаграмма. Белое на черном.

Потом она посмотрела в его глаза. Холодные голубые глаза – она никогда не видела таких, только в кино и на снимках после фотошопа. Инопланетные какие-то. Кажется, они светятся в полумраке комнаты и просвечивают тебя своим голубым светом, гипнотизируя.

Он подошел ближе. Молча.

Молчали все, и Ника поняла, что он тут главный и все ждут его слова.

– Как тебя зовут? – спросил он.

У него был неожиданно приятный голос.

– Ника.

– Богиня победы?

– Не богиня, но люблю побеждать.

Стандартный вопрос – стандартный ответ.

Что дальше?

Голубоглазый продолжал всматриваться в нее с расстояния в полметра, испытывая ее этим взглядом.

– Сильная? – наконец спросил он.

– Есть стимул становиться сильнее.

Она почувствовала, что голубоглазому понравился ее ответ. Он кивнул.

– Она избила двоих мужиков, – вставила Полина. – Одному сломала руку, другому – нос.

– За что ты их так? – спросил голубоглазый.

– За дело.

– Эдвард. – Голубоглазый протянул ей руку. – Мне не сломаешь? – Он улыбнулся, слегка двинув губами.

Она пожала руку:

– Если не дашь повод.

– Добро пожаловать. Присаживайся. Можешь всегда уйти, если захочешь, но не думаю, что ты захочешь.

Эдвард вернулся на диван.

Ника присела на свободный стул неподалеку. Ей налили виски.

– Уже знакомы? – Эдвард показал на Логинова, как-то небрежно, как показалось Нике, неакцентированным взмахом руки. – Это Лог. Серьезный мужчина. Больше ничего не скажу.

– Полина не менее серьезная, – продолжил он.

– Это свойственно всем здесь собравшимся, – раздался женский голос. – Иначе нас здесь не было бы.

Женщина с волосами красного цвета, в черной кофте, смотрела на Нику без приязни, но и не враждебно. На дощатом полу перед ее креслом густели редкие крупные капли крови. Кровь проступила на кухонном полотенце, которым женщина обмотала руку, но она не обращала на это внимания – словно это была не ее рука.

– Юля, – сказал Эдвард, представляя ее. – Два года назад чуть не убила бывшего мужа в порядке самообороны. Оправдана судом. Я бы не взял ее замуж, на всякий случай.

По взгляду Эдварда и тону его голоса Ника поняла, что он спал с Юлей.

Юля усмехнулась.

– Давай забинтую, – сказала Ника. – У меня большой опыт.

Полина передала ей бинт и гель.

Не говоря ни слова, Юля сняла напитанное кровью полотенце, и Ника увидела, что на ее левом запястье вырезана гексаграмма. Что же еще? От души резали, жирно, глубоко, без отрыва ножа – на то она и уникурсальная: непрерывная линия, замкнутая в бесконечность. Задеты вены, много крови.

Юля следила за реакцией Ники. Спокойная реакция, даже слишком, – будто каждый день видит гексаграммы, вырезанные на руке.

– Пальцы сгибаются? – спросила Ника.

Юля согнула пальцы. Сухожилия целы.

– Как думаешь, останется шрам? – спросила Юля. – Хочу, чтоб остался. Мне нравится. Что для этого нужно?

– Это я на спор, – прибавила она. – Кое-кто не верил, что смогу.

Она смотрела на инфернальную брюнетку с крашеными волосами цвета вороньего крыла, с пирсингом в ушах, в носу и в нижней губе.

Брюнетка поджала губы – теперь, мол, верю, и что с того?

– Зачем тебе шрам? – спросила Ника. – Шрамы украшают только мужчин.

– У тебя тоже есть шрам. – Юля показала на шрам над левой бровью Ники. – Что случилось?

– Плохие люди.