Увидев на столе моё заявление, шеф негодовал

– Знаешь, я сейчас чувствую себя будто облитым грязью! Что, обманул тебя в чем-то, зарплату недодал? Сколько обещал, столько ты и получал! Если не хватает, скажи, добавлю.

– Нет, уезжаю в Тюмень.

– Тридцать пять. Поверь, здесь это больше чем в Тюмени триста пятьдесят.

– Спасибо, но я уже решил.

Наша старшая дочь Анюта учится на третьем курсе Ростовского университета. С началом лета у неё начиналась учебная сессия. Из полученных денег моей московской зарплаты мы смогли закрыть самые «кричащие» задолженности, оставшиеся передали дочери. Платеж за текущий семестр её обучения была возможность отложить на пару месяцев.

У младшей Яночки начались каникулы, и вместе с Анютой мы решили отправить её к бабушке. Моя мама также живет в ростовской области.

Ранним утром мы с Еленой отвезли их на вокзал. У Анюты характер эмоционально сдержанный, скрытный. Неловко улыбаясь, она теплыми словами напутствовала меня в сибирскую командировку, маме пожелание скорейшего завершения затянувшейся госревизии. Яночка плакала. Ей очень не хотелось с нами расставаться.

В дороге, а затем у бабушки, волнение Яны усилилось настолько, что толком не могла говорить, у неё пропал аппетит, а ночью и вовсе не смогла заснуть. Это сильно встревожило нас, и Елена тотчас решила на один день съездить к свекрови и привезти Яну обратно. Утром следующего дня я провожал Елену на тот же поезд, а поздним вечером третьего дня встретил их. Елена с дороги была сердита, Яна молчалива.

– Как твои дела? – после приветствия спросил я дочь.

– Нормально, – не глядя мне в глаза, ответила она, и я понял, что волнение её просто затаилось.

Наутро позвонив гендиректору в Тюмень, я попросил взять мне билет на ближайший прямой авиарейс, и вскоре из отдела внешних связей компании на мою электронную почту пришли письмо и билет.

Распечатав билет авиакомпании, я вечером показал его Елене.

– А… Ага… – не поднимая головы, пробормотала Елена, не отвлекаясь от дела: что-то искала в кухонном шкафу.

– Что, не хочешь даже бумагу взять, посмотреть, когда вылет? – язвительно спросил я жену.

– Руки в рыбе, видел же, селёдку к ужину чистила, – резко отвечала Елена. – Что, опять не так? Опять жена плохая?

Я и впрямь не заметил, что к ужину будет селёдка.

Все дни перед отъездом отношения с Еленой оставались натянутыми. Ни о какой домашней вечеринке не могло быть речи, и в день перед вылетом я отдыхал со старыми друзьями в кафе. Вернувшись поздно и значительно выпившим, я застал мерно раскачивающуюся в кресле-качалке Елену (непроницаемое, слишком бледное лицо) и грустные глазки Яны. Она всё больше переживала о наших отношениях с женой, предстоящей разлуке.

Сказав Елене какую-то гадость, теперь и не помню, какую именно (вот она, избирательность памяти!), я самостоятельно кое-как уложил вещи в дорожную сумку и отправился спать.

Утром – то же непроницаемое лицо Елены. Просто пожав на прощание руку, она впервые обратилась ко мне на «вы»:

– Благополучного вам перелёта, удачи в работе.

Обняв меня, Яна улыбалась, глаза её были красные от проступивших слезинок…

Умолкнув, Лев долго смотрел на волнующиеся гребни волн, потом поднялся:

– Ты извини меня, но я, пожалуй, пойду. Узнаю, как чувствует себя в отеле Елена, заодно пообедаем с ней. Сейчас как раз время.

– Не беспокойся, я тоже после обеда съезжу в город по своим делам.

– Ты когда уезжаешь? – спросил он, складывая в пакет полотенце, термос, чашки.

– Послезавтра.

– Мне очень хотелось бы обо всём тебе досказать, – выразительно посмотрел мне в глаза Лев, и я понял, что о главном он говорить ещё и не начинал.