Между тем россияне, особенно интеллигенты, в относительно мирное время, когда нет «горячей» войны, склонны не столько поддерживать свое государство, сколько его критиковать. Философия заметила, что «национальная самокритика» и «национальное самоосуждение» составляют несомненную черту русского народа.

«Нет народа, который до такой степени любил бы ругать себя, изобличать себя, смеяться над собой» [Вышеславцев 2003: 628]. Однако эта черта, полезная в период национального благополучия, оборачивается несомненным злом в период национального кризиса и геополитических угроз, которые сейчас переживает Россия. Так, несвоевременная национальная самокритика может обернуться национальной безответственностью, что мы и наблюдаем сейчас со стороны тех, кто по сути дела способствует противникам России в ведении против нее ИПВ.

Проблема коллективной ответственности в противодействии ведущейся против России ИПВ особенно остро стоит в отношении интеллигенции и, в частности, экспертного сообщества. Современная социальная философия отмечает, что в отношении политики глобализации «должен действовать общий принцип, касающийся современных технологий: чем выше их мощь и соответственно опасность их деструктивного использования, тем более надежных и всеобъемлющих форм экспертизы и контроля они требуют. Гуманистическая экспертиза и надежный демократический контроль – вот тот ответ, которого требует нынешний вызов глобальной власти» [Панарин 2007: 602].

6. Постулат о разграничении и взаимодействии военной науки и военного искусства: «Рациональная, вещественная часть военного дела – достояние военной науки. Иррациональная, духовная – достояние военного искусства. <…> Наука сливается с искусством лишь в натурах гениальных» [Керсновский 1939]. Причем «военное искусство, подобно всякому искусству, национально, так как отражает духовное творчество народа» [Там же].

Для ведения войны необходимы элементарные знания о стратегиях и тактиках боевых операций. В работах по философии войны представлено описание некоторых стратегий ИПВ, предполагающих лингвистический компонент, таких как: дискредитация основных атрибутов общественного устройства; пропаганда новой системы ценностей; раскол населения на враждующие группы; маскировка образа актора как бескорыстного «спасителя» страны от язв и пороков прежнего режима; построение мифов и другие [Василенко 2010: 159; Зиновьев 2006: 449–450; Самохвалова 2011]. Отмечается, что «…СМИ концентрируют внимание на скандальных фактах, обнародывают конфиденциальные сведения из личной жизни публичных политиков, ведут скандальные “расследования”, сознательно фальсифицируя информацию, смакуя “пикантные” подробности. Задача состоит в том, чтобы активизировать подкорковые механизмы человека, включив механизм манипулирования чувствами и эмоциями людей, что является основой управления психологией толпы» [Василенко 2010: 159].

Менее изученным оказывается вопрос о военном искусстве. Ценным является такое наблюдение: «Чтобы оперировать большой темой, нужно оперировать не столько логикой, сколько нервом ситуации, не доступным привычной логике. Он складывается из чего-то такого, что каждый понимает и чувствует, но не может внятно объяснить. <…> Именно по этой причине невозможно просчитать, например, исход военного сражения. Его нужно чувствовать. Кто чувствует нерв ситуации и умеет им оперировать, тот гений» [Проект Россия 2009: 386]. На ИПВ высказанная мысль может быть экстраполирована как способность участников этой войны учитывать ситуацию и чувствовать противника, видеть его сильные и слабые места. Лингвист, занимающийся исследованием ИПВ, должен уметь выделять типичные ситуации этой войны, ее стратегии, тактики и определяемые ими речевые средства.