Для убедительности Бунин вытянул указательный палец и сделал движение рукой вперёд. После некоторой паузы он продолжил:

– Палец его горел! .. Рабочий испытывал страшную боль, но держал палец и, по мере того как палец горел, продвигал его дальше. Он держал его до тех пор, пока не застыла бронза.

Мы напряглись, слушая эту необычную историю. Андрей Владимирович загасил сигарету, и она лежала в пепельнице, похожая на обгоревший палец. Осторожно я загасил и свою.

– Так вот, мои дорогие Настя и Серёжа, – Бунин посмотрел на нас, улыбаясь. – Узнав о подвиге литейщика, царица Екатерина была настолько восхищена этим поступком мастерового, что не только дала ему вольную, но и возвела в ранг дворянина и повелела выдать ему десять тысяч рублей премии.

Подобными историями Бунин «угощал» нас каждый раз, когда мы к нему приходили. Как-то, ещё осенью, в одну из наших встреч, он, усадив нас перед собой, спросил:

– Друзья мои, я вам не рассказывал о моём открытии Тициана?

Убедившись, что мы ещё не слышали такой истории, он достал из шкафа зелёную папку, раскрыл её и выложил на стол стопку бумаг и фотографий.

– Тогда послушайте…

И Бунин рассказал нам историю одной уникальной находки, сделанной им несколько лет назад. Начал он с того, что поведал нам о своих братьях. Один его брат жил в Москве и занимался математикой, второй – академик, проживал в Харькове. Одному из них, а именно академику, он решил сделать подарок к юбилею и с этой целью отправился на Арбат в комиссионный магазин. Поскольку в магазине его хорошо знали, то допустили в кладовую – порыться в залежах старых картин. Он долго рылся, перебирая и перекладывая стопки старых почерневших подрамников с работами неизвестных художников, пока не добрался до последней небольшой картины, лежавшей на самом полу.

– Картина лежала лицом вниз на цементном полу, – движением рук Андрей Владимирович показал, как он поднял с пола картину, при этом лицо его исказилось страшной гримасой. – От сырости она была в очень плохом состоянии! Под слоем грязи и плесени краски были едва различимы. В описи картина числилась как работа неизвестного художника под условным названием «Женщины с нотами» . Но когда я взял её в руки, друзья мои… я сразу почувствовал, что держу в руках не заурядную вещь, а работу мастера и, возможно, венецианской школы! Да, да! .. Я это сразу почувствовал. Это трудно объяснить, но сердце подсказывало мне, что у меня в руках нечто! ..

Бунин затянулся сигаретой и выпустил в сторону струю дыма. Последнее слово – «нечто» – было произнесено им как-то особенно и с таким внутренним восторгом, что сразу же представилось мне в виде большого яблочного пирога. После паузы Бунин продолжал:

– Картина так долго пребывала в магазине, не находя своего покупателя, что цена её сделалась чисто символической – всего пятьдесят рублей. Я купил её и отдал на реставрацию… В мастерской красочный слой расчистили и переложили на новый холст, – Бунин взял стопку бумаг, вынутых из зелёной папки, и стал раскладывать их на столе. – А дальше я подверг картину долгому и подробному анализу.

На разложенных на столе листах бумаги были отображены отдельные фрагменты картины с подробными к ним комментариями. Рассматривалось сочетание цветовых пятен, контуров предметов, деталей одежды, изображение раскрытых нот и прочих важных мелочей. Среди бумаг лежала фотография и самой картины, на которой были изображены молодая женщина с девочкой-подростком. Перед ними справа стояли раскрытые ноты, причём ноты были ромбовидной формы. Именно эта ромбовидная форма нот и помогла с точностью до десятилетия датировать время написания картины. Проведённый анализ позволил с уверенностью установить, что «спасённое» полотно принадлежало кисти Тициана.