– Я бы пошла работать, – голосила Валентина Николаевна, – но кто меня, пенсионерку, возьмёт!

– Так у меня другая беда! Мне все говорят, что мне не надо платить зарплату, потому что у меня родители работают!

Тумблер на мозговой панели бабки тут же переключается:

– А если бы родителей не было?!

– Тогда не знаю.

Я просто, как тот старик из пушкинской сказки, закинула невод. А кто здесь тина, трава морская и одна рыбка – не знаю. Но ничего золотого, это точно.

А Наталья Николаевна всё ещё стояла на рынке. Я рассказала ей про последнюю встречу.

– А что у неё? Лекарств нет? – оживляется она.

Так я покончила с эти страшным партийным заданием. Обратно пошла пешком.

Но времени, которое мне следовало убить, оставалось ещё достаточно. И я стала бродить по микрорайону Заречный.

На Комсомольской улице, на покосившейся лавочке со спинкой, сидел грузный одышливый дедушка с тростью.

– Это какой номер дома? – спросил он меня.

– 7\3, – тут же ответила я.

Я в своих скитаниях по городу уже всё выучила.

– А дом № 6 – это там?

– Да.

– А Космодемьянская? Она выше или ниже?

– Сбоку, снизу вверх.

– Вот ведь – ни номеров тебе, ни черта!

– Названия сзади дома есть.

– А надо, чтобы везде было!

– Но, ведь это же самый лучший район считается…

Так утверждала моя одноклассница Наташа Бурундукова.

– Да какой «лучший», – взвился дед, – когда в объявлениях всё время пишут: «Микрорайон не предлагать»! Я вон поднялся и выдохся весь, присел отдышаться! Милая моя, да я шестьдесят лет назад, нет, даже шестьдесят с лишним, катался здесь на лыжах с горы, сверху от самой Полевой, и никаких домов тут ещё не было!

Сегодня после долгой разлуки пошла на Воронок к Наташе Бурундуковой. Ну, совсем у меня ни гордости, ни чувства собственного достоинства нет. Сама она ко мне никогда не ходит, я ей не нужна. Наша дружба – игра в одни ворота. Иры больше нет, и Яны больше нет, и, как бы не умер Шела подобно братьям его.^>1 А у Наташи я не была с марта.

– Вот смотри, мой дневник. «Хочу машину, хоть «Запорожец»!»

– Я тоже веду дневник.

– И ты как часто туда пишешь? У меня вообще были перерывы по полгода!

– У тебя нет ничего почитать?

– Типа чего? Типа Марининой?

– Да.

И Наташа даёт мне три яркие книжки.

– А когда ты мне их вернёшь? Мне они, в принципе, не нужны.

– Если не нужны, тогда зачем спрашиваешь?

– Хочу дать одному человеку. Чтобы поменять ему мировоззрение.

– А мои кассеты?

– Да, конечно, возьми. Они у меня как лежали, так и лежат.

И я пошла на Кооперативную, в Общество слепых. В двухкомнатном кабинете, похожем на смежную квартиру, толпа. Обсуждают какие-то «налоги». Толстая и чёрная, как еврейка, женщина, спрашивает приветливо:

– Что вы хотели?

– Да я вам опять плёнок принесла!

Председатель Общества, Александр Николаевич Маликов, сидел за столом, окружённый женщинами. Он меня сразу вспомнил:

– Это же наш спонсор!

Надо же, я – «спонсор»! Кто бы мог подумать! Слово-то какое противное! Мама ещё в 1991 году, когда нас оглушил новояз, весь этот хлам, – менеджеры, брокеры, дилеры, киллеры, – сказала, что «спонсор» переводится как «подачкодатель».^>2

Ирина Николаевна, очень полная женщина с каре и в очках, застенчиво спрашивает:

– Вы не против, если мы вас сфотографируем?

– Пожалуйста!

Хотя фотографироваться я не люблю. Но со мной ещё никто не обращался по-человечески, поэтому неудобно отказать. Все шпыняют, как будто при крепостном праве живём.

– Вот зеркало, поправьте причёску, – суетится Ирина Николаевна. – Вот видите – фотографии. Это мы ходим в музеи…

А на 1-м Советском встречаю уже Наталью Николаевну.

– Я была сегодня в Старом нарсуде, в женской общественной организации «Надежда», меня пригласили, – сказала она. – Руководитель у них называется «президент». А вот наш психоневрологический диспансер. Я здесь была у одного, у Маликова. Провокатор! Хотел в партию вступить, а там всё Кулачихе рассказывал, чтобы ему комнату дали. Сам же он из Лосинки,