Мы были полностью с ней согласны.

В тот злополучный день немецкий офицер появился снова, но теперь он действовал решительно.

– Медхен, медхен, да ты – обратился он к Кире, показав на нее пальцем. – Как имя твой зобашка?

– Вестник – недружелюбно ответила Кира и отвернулась.

– Веник? – удивился немец, – какой плохой имя для такой хороший зобашка.

– Вестник – раздраженно повторила Кира.

– Ааааа – Вестник, ошень змешной имя. Этот порода дойче хунде – немецкий овчар, ошень хороший. У вас он плохо кушать, совсем худой. Он скоро умирать. Я понимать, их бин доктор, зобачий доктор. Зобашка долшен кушать мясо, много мясо.

– _ У нас нет мяса – ответила Кира.

– Я давать Вестник много мясо. – затем фашист перешел на немецкий и что-то долго объяснял Вестнику, гладя его по голове.

Вестник грозно рычал, но укусить незнакомого дядьку не решался.

– Этот немецкий кровь, он понимать язык! – радостно сообщил офицер.

– Нет, он русский, – возразила Кира.

– Пойдем к вашему маме. Я не отнимать зобашка у детей. – фашист взял Вестника на поводок и решительно зашагал к нашему дому, оказалось, что он знает, где мы живем.

– Он нас выследил, гад – прошептала Кира.

– Ваш Вестник будет кушать много мясо и служить Великой Германии!

Бабушка из окна увидела нас в сопровождении немецкого офицера и очень испугалась.

– Дети, что вы натворили! – она выбежала навстречу.

– Он хочет забрать нашего Вестника.– Мы заревели в три голоса.

– Как забрать? – испугалась бабушка и тут же обратилась к офицеру по-немецки.

Во время этого разговора фашист очень внимательно приглядывался к бабушке, будто решая для себя какой-то вопрос.

– Все будет хорошо, фрау, – продолжил он по-русски. – Я давать вам продукты, а зобашка забирать себе. У вас все равно он скоро умирать.

Мы поняли, что фашист настроен серьезно и не вернет нам собаку. Немец твердой рукой взял поводок и пошел прочь, уводя с собой упирающегося пса. Тот поджал хвост, и, постоянно оглядываясь, уныло плелся за немцем.

Вестник понял, что больше никогда не вернется домой.

Мы долго стояли в дверях, не веря тому, что случилось. А бабушка успокаивала нас, говоря, что Вестнику так будет лучше. Теперь его будут хорошо кормить, а фашист не обидит собаку, он ветеринарный врач.

Но нам все равно было очень грустно.

Немец не обманул нас. Вскоре солдат принес большую картонную коробку с продуктами: там были консервы, галеты, сгущенное молоко и шоколадки. Мы давно не ели такой вкуснятины. Но даже эти сладости не радовали, все понимали, что это выкуп за любимую собаку.

Последующие два три дня все мысли и разговоры были только о Вестнике: что он сейчас делает? Вспоминает ли о нас?

Бабушка продолжала нас успокаивать, что у Вестника все в порядке, но при этом тяжело вздыхала и тайком вытирала слезы. Как-то вечером мы случайно услышали разговор бабушки с мамой, из которого поняли, что обе они не верят в доброту и порядочность немецкого ветеринара.

– Я думаю, что этот фашист надрессирует Вестника, чтобы натравливать его на наших солдат и пленных, – грустно сказала бабушка.

– Все может быть, – подтвердила мама, – идет война. Немцы совсем озверели.

Несколько последующих днем мы не выходили гулять, без Вестника стало неинтересно.

На память Кире от Киры

Несколько последующих дней мы не выходили гулять, без Вестника стало неинтересно. Только рыжий Женька, который видел, как уводили собаку, переживал горе вместе с нами. Его мама тетя Клава дружила с нашей мамой. У женщин было много общего – мужья воевали, каждое полученное с фронта письмо они перечитывали друг другу по много раз и делились впечатлениями. Но сейчас, во время оккупации, весточки с фронта перестали приходить.