Опустошив тарелку, она встала. К большому разочарованию Ганнибала, как раз принявшегося смачно жевать её шнурки под столом.

– Пойду к себе. Мисс Тинклтон всучила мне книгу о бароне Нефелиусе, которую я должна прочитать. Мне нужно написать о нём реферат на десять страниц.

– Барон Нефелиус? – откинувшись на спинку стула, Артур задумчиво поглаживал седую бороду. – Интересная книга. Тебе стоит очень внимательно изучить весь текст от начала до конца!

Лилит ждала, что Артур скажет что-нибудь ещё, но он ограничился этим загадочным намёком.

– Ладно, – в замешательстве сказала она. – Не думаю, правда, что это такое уж увлекательное чтение, но я постараюсь.

Она пошла наверх в сопровождении радостного Ганнибала. От него не удалось отделаться даже у дверей комнаты, и, не обращая внимание на её возгласы «Нет, Ганнибал, нет!», он протиснулся вместе с ней внутрь. Лилит прекрасно понимала, что пёс надеется у неё найти, – новую обувную жертву! С Ганнибалом в комнате практически не осталось свободного пространства, что, похоже, заметил и сам пёс, поскольку, недолго думая, запрыгнул на кровать Лилит, заскрипевшую под его тяжестью. Когда она присела рядом с ним, он выжидательно посмотрел на неё.

– Даже не думай! – решительно заявила Лилит. – Мою обувь ты не получишь.

Ганнибал, склонив голову набок, умоляюще смотрел на неё большими глазами.

– Нет! – осталась непреклонной Лилит. – Всю свою обувь я спрятала. До неё тебе никогда и ни за что не добраться.

Ганнибал положил голову ей на руку и протяжно заскулил. Так, словно этого всё ещё недостаточно, чтобы смягчить любое сердце, он поднял одну из своих гигантских лапищ и легонько постучал ею по её ладони.

Покачав головой, Лилит поддалась его обаянию.

– Ну ладно, – вздохнула она. – Знаешь что? Мы поищем какой-нибудь вкусный ботинок. В этом большом доме наверняка найдётся какой-нибудь старый шлёпанец, который ты сможешь погрызть!

Ганнибал, кажется, не возражал, потому что с готовностью соскочил с кровати и последовал за ней по извилистым коридорам виллы Паркеров. Лилит поразило, каким большим оказался этот дом. К сожалению, большинство дверей было закрыто, и Лилит не отважилась их открыть, не зная, какие из комнат принадлежат постояльцам. Другие двери были открыты, и Лилит обнаружила ещё две уютно обставленные комнаты отдыха, библиотеку и музыкальный салон, где в центре стоял коричневый полированный клавесин. Многое внутри дома, как и искусная резьба на фасаде, напоминало о близости моря: широкие подоконники были любовно декорированы ракушками, морскими звёздами, выброшенными на берег корягами и кораллами, а на стенах висели картины с изображением моря в шторм.

Комната с прекрасными старинными часами, тиканье которых заполняло всё пространство, и массивным письменным столом, видимо, служила рабочим кабинетом Милдред. Рядом с компьютером и телефоном в диком беспорядке громоздились папки, счета, книги и бумаги. Лилит улыбнулась. Эта картина невольно заставила её вспомнить письменный стол отца.

Ткнувшийся в её руку влажный нос Ганнибала напомнил о том, что они всё ещё не нашли никакой обуви.

– Ладно-ладно, Ганнибал. Я ищу, видишь?

Выйдя из комнаты Милдред, Лилит повернула налево и наткнулась на дверь, белую лакированную поверхность которой бороздили глубокие трещины. На ней болталась покоробившаяся картонная табличка с надписью «Чердак». Несмело открыв дверь, Лилит глянула наверх. Ступени протёрлись, и в лицо ей пахнуло затхлостью. Она в сомнении закусила губу. А стоит ли вообще туда идти?

Она ещё не успела ничего решить, как Ганнибал протиснулся мимо неё и в радостном возбуждении помчался вверх по ступеням. Судя по всему, подниматься на чердак ему позволялось нечасто. Лилит последовала за ним и увидела, как он исчезает в лабиринте старых шкафов и сундуков, стульев в стиле барокко с рваной обивкой и скатанных ковров. По всему помещению тянулась паутина, а свет проникал сюда только через дыру в крыше, заделанную изнутри непромокаемым брезентом. Прямо у ног Лилит лежал в пыли потрёпанный плюшевый медвежонок без лап, на полках, похоже, много десятилетий ждали новых читателей книги в старинных кожаных переплётах, а помятый граммофон в углу, видимо, никогда уже не издаст ни звука.