Кэтти к тому времени уже не знала, как избавиться от длины сарафана, так и сяк пыталась завязать и закрепить подол, боролась с ним время от времени, иногда забывая о духоте и помехах. Ее руки больше часа изображали свои собственные вертикальные танцы, символические движения и манящие взмахи. Ноги, как пружины, подкидывали ее фигурку вверх, выше и ниже, левее и правее, вокруг своей оси, навстречу в разомкнутые объятия Хэма. Он периодически делал остановки, усаживался на диванчик, покуривал и довольно наблюдал за ней, радостно и уже хрипло распевающей развеселые шлягеры и выпивающей ледяную «Куба Либре». Она вела себя как совсем девчонка, школьница, убежавшая от родительского контроля. Хэм любовался ее танцевальными па и как будто бы фуэте, наслаждался тем, что она захлебывается счастьем ничегонеконтролирования, просто живет в ритме испанской гитары и всеобщего как будто бы грехопадения, плещется в алкогольных парах, не задетая дымом марихуаны.

Он снял несколько видеороликов, чтобы вместе посмеяться за завтраком. Кэт настаивала на фотографиях. Они сделали много умилительных фотографий с пьяными глазками, страшными рожами, к ним примыкали разухабистые старички, размахивали косами парни-акробаты. Вся эта мешанина отдыхающих отдавала команды на своих языках, управляла группой, смотрящих в объектив, обнимала за скользкие шеи и пыталась застывать в гимнастических этюдах.

Утро обещало быть и трудным, и веселым, и шумным.

Выступление ансамбля заканчивалось несколькими медленными композициями. Хэм ловко и осторожно вытащил Кэтти из толпы счастливых танцующих собутыльников, притянул к себе, обнял и поцеловал в лоб: «Какая же ты еще девочка. И я так сильно тебя люблю!». Они покачивались в объятиях еще несколько минут под угасающую мелодию. Она остывала от диких танцев, он разогревался от осознания своего счастья и удачи, которая ему улыбнулась после долгих лет неудач на любовном фронте. Мысленно он благодарил небеса за шанс быть с ней.

Концерт был окончен, аплодисменты не затихали, все возможные бисы были исполнены. Хозяин бара посапывал в кресле первого ряда столиков. Его жена объявила артиста, играющего на ханге медитативный репертуар. Музыканты зачехляли инструменты, собирали предметы одежды, в порыве разбросанные по всей сцене. Посетители допивали напитки и докуривали свои нирдоши.

Звуки ханга подгоняли Кэт и Хэма на поиски мотоцикла на пляже.

Стала различимой кромка моря и неба. Лодки погасили свои фонари. Светало.

Хэм расплатился с Анандом, оставив щедрые чаевые. Официант пожелал спокойной ночи. Проверили, ничего ли не забыли на диване. Обнявшись, вышли в холодный белый песок засыпающего Арамболя.

3

Звук мотора разрывал в клочья гоанское безмолвие. Хэм протрезвел и слегка озяб в предрассветной прохладе от ветра с гор и низин. Кэтти жалась к нему что есть сил, крепко сцепив руки у него на груди, лепетала всякие смешные шуточки и пересказывала обрывки услышанных сплетен поселка, в котором они теперь будут жить какое-то время. Их смешки и междометья улетали длинным многоточием в ночную тишь, растворяясь в оливково-оранжевом небе, таком чудесном, таком ароматном, таком безветренном и наполненным предвестниками давно забытого счастья.

Хотелось, чтобы турне не заканчивалось никогда! Быстрые остановки на дозаправки и привалы в безлюдных местах, романтические ночные купания и пляжные посиделки в пледах с верблюжьим сыром в наане и бутылочкой вина Sula на ужин у потрескивающего костра, игра на табле, жаркие объятия и много-много разговоров обо всем. Это все, о чем они мечтали на ближайшие недели.