– Я понимаю тебя, дитя мое. Ты винишь себя во всех неудачах, но я считаю что главный виновник твоих бед – твой муж. Дон Диего совершил несколько серьезных ошибок, за которые тебе еще долго придется расплачиваться. Он буквально выдрал тебя как нежный, едва распустившийся цветок из знакомого сада и бросил на раскаленный песок Испании, без ухода, любви и заботы.

– Вы все шутите!

– Да, какие уж тут шутки. Зачем он женился на тебе и увез из Англии, я не знаю. Да бог ему судья. Но как он осмелился втянуть совсем молодую неопытную девушку в заговор, да еще не позаботясь о ее дальнейшей судьбе? Если бы он представил тебя свету, нашел покровителей, ну или хотя бы понимая к чему приведет его проигрыш, обеспечил бы тебя, вывез из страны, – развел руками сеньор Лаццаро.

Лилианна сидела молча, опустив голову. Эти мысли давно приходили в ее голову. Да, дон Диего ее не любил. Да, он готов был жизнь отдать за свободу Испании. Но стал бы он действовать столь опрометчиво, если бы на ее месте была мать, его любимая Омелия?

– Что толку об этом говорить. После драки кулаками не машут. Пусть наш брак и не был удачным, но я все равно чувствую свою вину перед доном Диего. Бог свидетель, я пыталась соответствовать его ожиданиям. Старалась достойно войти в этот круг избранных людей, что бы еще больше не позорить древнее имя Сальваро, но у меня ничего не получилось, – вздохнула Лилианна. Она встала с кушетки, расправив уставшие плечи.

– В том то и дело. Ты все время старалась соответствовать чьим-то ожиданиям. Переделать себя. Но если вы не можете измениться под этот мир, измените мир под себя.

– О чем вы говорите. Как я могу изменить мир!? Я же не бог и не волшебница.

– Ну, это образное выражение. Вам нужно создать свой собственный круг. Вы хорошо рисуете, неплохо разбираетесь в живописи. Создайте свой солон. Для художников, людей искусства, для всех, кого привлекают разговоры о прекрасном, возвышенном, а не политические баталии. Вам пора стать самой собой. Стать привлекательной молодой женщиной. Свободной и состоятельной.

– Стать самой собой, – мечтательно проговорила Лилианна.

Как бы ей этого хотелось. Идея открыть солон была очень привлекательной. У многих знатных испанок был свой круг людей, знакомых по интересам, малый двор. Но они сильно зависели от своих мужей и их политических пристрастий. Но Жозеф вряд ли будет диктовать ей кого принимать в своем доме, а кого нет.

– Идея хорошая, но как ее воплотить? Не буду же я за руру тащить людей в мой дом? Или рассовывать в гостиных приглашения.

– Ну тащить никого не придется. Этот дом так давно окутан ореолом таинственности, что стоит пустить слух о маленьких открытых вечерах как знать будет из рук вырывать вашу карточку друг у друга. Ну, а захотят ли прийти они суда еще раз, зависит только от вас.

– Но я не знаю ни одного художника, кроме вас, конечно.

– Зато я знаю. Приход этой публики я вам обеспечу.

– Ах, как же я рада что вы зашли! Вы просто возвращаете меня к жизни! – воскликнула Лилианна.

Она присела рядом с другом и с благодарностью сжала его тонкую ладонь. Только сейчас девушка заметила, что комната окутана в полумрак. Уже стемнело. Неужели они проговорили уже несколько часов? И никто их не прервал. Не принес свечи. Не напомнил об ужине. На гасиенде дона Диего такое даже представить было нельзя. Сеньор Лаццаро наверное уже давно проголодался.

– О боже! Какая же я глупая! Я вас совсем уболтала. Давно пара ужинать. Я прикажу что бы накрыли здесь. Надеюсь вы не откажите мне и останетесь на ужин? – засуетилась девушка.

– С превеликим удовольствием! Я и в самом деле задержался здесь дольше, чем хотел и привычный ужин в доме друга безвозвратно пропущен.