В такие моменты я считал про себя:

Раз картошка, два картошка…

Управлять «Хищником» оказалось сложнее, чем обычным самолетом. Мне хотелось чувствовать летательный аппарат в полете, однако звука, по которому можно было бы судить о скорости или работе двигателя, не было. И не было чувства крыльев, которое могло предупредить об опасности сваливания или возникновения какой-либо неисправности. Я мог довольствоваться лишь обратной связью от пружинного механизма ручки управления самолетом, а также педалей и рычага управления двигателем, которые двигались слишком свободно. Из всех органов чувств я мог полагаться лишь на зрение, но «шар» слишком редко направлялся прямо на цель, чтобы признать его полезным. Так как при выполнении операций камера самолета в большинстве случаев смотрела на землю, полет выполнялся исключительно по приборам. Мне пришлось оставить в прошлом 3 тысячи часов налета на самолетах с традиционными органами управления и заново учиться летать на «Хищнике».

– Так, что дальше? – спросил я.

Гленн заглянул в план полета.

– Последнее, что нам осталось проверить перед выходом на точку, это параметры Ku-связи.

Ku – диапазон спутниковых частот, применяемый для управления беспилотником в режиме загоризонтной связи. «Ку» слетало с языка чуть легче, чем «спутниковая». Было важно убедиться, что связь функционирует нормально и что мы знаем, как, в случае ее обрыва, восстановить контроль над летательным аппаратом.

– Выведи Ku-меню, – сказал Гленн.

В верхней части экрана системы слежения имелась панель меню. Я подвел курсор мыши к расположенной справа закладке и кликнул по ней. Открылось диалоговое окно, в котором требовалось указать частоту, поляризацию и некоторые другие параметры, необходимые для установления связи.

– Найди частоты, – сказал Гленн.

Я сверился с планом полета, вбил нужные цифры и нажал кнопку «Отправить».

Картинка на экране тут же исказилась помехами. Я смущенно обернулся к Гленну. Тот укоризненно покачал головой.

– Отличная работа. Ты только что подавил CNN.

– Погоди, что?

Я сверил данные в диалоговом окне с теми, что были указаны в плане полета. Частоты совпадали.

– Проверь поляризацию, – подсказал Гленн. – По умолчанию в диалоге стоит горизонтальная, а наш сигнал идет в вертикальной.

Ощущая себя полным болваном, я исправил ошибку. Изображение моментально пришло в норму. Тем временем беспилотник начал описывать узкую петлю в центре тренировочной зоны. На дисплее системы слежения горело подтверждение того, что в летательном аппарате активировался аварийный протокол полета. «Хищник» запрограммирован таким образом, что в случае обрыва командной связи он автоматически возвращается на базу.

– Ну что ж, – произнес Гленн с совершенно невозмутимым видом, – думаю, демонстрацию ситуации с обрывом связи можно считать проведенной.

Одним из пунктов программы обучения значилась демонстрация того, как беспилотник самостоятельно возвращается на базу при потере коммуникационного соединения с землей.

По окончании своего первого полета я встретился с парнями, с которыми мы совершали совместные поездки, и мы отправились обратно в город. Почти каждое утро мы собирались на парковке на окраине Лас-Вегаса, садились в одну машину и проезжали более 70 километров от города до базы Крич. Долгие поездки на базу и обратно давали отличную возможность посплетничать и побрюзжать по поводу обучения.

Как-то раз, через несколько недель после начала тренировок, я прямо на парковке, еще до того, как мы успели рассесться в машине, принялся жаловаться на программу летного обучения. Я не так давно завершил службу инструктором, поэтому отнесся к программе слишком критично. К тому же я позволил себе высказать презрительное отношение к самим «Хищникам», поскольку все мы по-прежнему продолжали считать их чем-то ненормальным. Не помню точно, что я тогда сказал, но в какой-то момент один из моих сокурсников, Простак, не выдержал.