Собственно база выглядела немногим лучше. 95-е шоссе, которое тянулось параллельно старой одиночной взлетно-посадочной полосе, ограничивало возможности расширения авиабазы. Северо-западнее располагалось высохшее озеро Френчман-Лейк, где военные в 50-х годах проводили испытания ядерного оружия. Когда я впервые въехал на территорию базы, словно перенесся во времени. На базе все еще стояло несколько казарменных построек времен Второй мировой войны. Деревянные постройки были побелены, чтобы скрыть их возраст. Проезжая мимо, я увидел, что казармы переоборудованы в столовую, кинотеатр и медицинский блок. Единственное новое строение находилось в восточном конце базы, где обосновалась 11-я эскадрилья. В течение следующих четырех месяцев мне предстояло целыми днями постигать науку управления «Хищником».
К 2003 году на вооружение ВВС поступало по два новых беспилотника в месяц. Для управления неуклонно расширяющимся парком «Хищников» требовались новые кадры. В моей группе помимо меня было еще девять пилотов. Пока Чак говорил, мы стояли в задних рядах группы, немного особнячком. В каком-то смысле это было неосознанной формой защиты от того, чего мы не понимали: пилотирование беспилотника. Все, связанное с «Хищником», казалось нам чуждым. Мы все еще пытались понять, что интуиция говорит нам по поводу этого самолета.
Прежде здесь никогда не было столько пилотов-добровольцев. Парни рядом со мной смотрели на маленького «Хищника» по-новому. Для них он знаменовал не тупиковое назначение, а возможность.
Возле меня стоял пилот по имени Майк. Я знал Майка еще со времен учебы в Академии ВВС США, но близко с ним знаком не был. После выпуска наши пути разошлись: Майк летал на самолетах-дозаправщиках «KC-135» и истребителях «F-16», тогда как я пилотировал учебно-тренировочные самолеты и системы АВАКС.
Сложением Майк напоминал бегуна, и, в отличие от моих седеющих волос, его шевелюра осталась такой же черной, какой была, когда он только поступил на службу. В его глазах горел огонь, какой я редко видел у офицеров. До того как Чак начал свою речь, мы перебросились несколькими словами.
– Ты доброволец? – поинтересовался Майк.
Для нас был важен факт нашего добровольного участия в программе. Например, одного парня направили в нашу группу после досрочного увольнения с места службы из-за драки с сослуживцем. Те четверо из нас, которые пошли сюда добровольцами, хотели, чтобы другие знали: этот жизненный выбор мы сделали самостоятельно, его нам не навязали.
– Ага, хотел избежать уже третьего назначения в небоевую часть, – ответил я. – А ты?
Майк кивнул.
– Увидел объявление на стене. Поздно аттестовался, поздно сел на истребители, то есть дослужиться до командных должностей мне не светит.
Его карьера в авиации стартовала с задержкой, точь-в-точь как и моя.
– Хреново, – посочувствовал я.
– Как есть, так есть, – вздохнул он.
Я понимающе кивнул.
Стоя позади, я всматривался в юные лица девятнадцати операторов средств обнаружения, которым предстояло обучаться вместе с нами. Эти пухлощекие восемнадцатилетние парни будут составлять вторую половину экипажей. Пилот контролирует летательный аппарат и выпускает ракеты, а оператор средств обнаружения управляет системой наведения, камерами и лазерными целеуказателями. Вместе мы должны сформировать крепкую эффективную команду.
Когда мы вернулись в учебный класс, я смог обобщить свои впечатления о группе. Сообщество «Хищников» составляли новобранцы, отсевки из других воинских подразделений, проблемные подростки и летчики-истребители с подпорченной карьерой, мечтавшие о втором шансе. Все мы имели свои затаенные амбиции. Все мы хотели доказать, что наше место – в небе над полями сражений. Пилоты всегда остаются пилотами.