Луминица только простонала.

Тамаш взобрался на скалу довольно быстро. Луминица не могла не восхититься, глядя, как молодой человек ловко карабкается вверх. Уже через несколько секунд он свесился с площадки вниз и протянул Луминице размотанный кожаный ремень.

- Хватайтесь, а я вас втащу.

Вспомнив, как в детстве она карабкалась на деревья и даже на крышу сарая, Луминица подобрала юбки и полезла вверх. Она накрутила на одну руку ремень, а другой цеплялась за выступы в скале. Тамаш страховал ее и держал ремень, когда Луминица срывалась вниз. Еще несколько усилий, ободранные в кровь руки, порванный подол платья, и вот задыхающаяся Луминица лежит на площадке, заросшей мхом и пестрой камнеломкой.

- Тамаш, а зачем мы…

Она еще не успела ничего сказать, как Тамаш бесцеремонно вдавил ее в мокрую траву и, закрыв рот рукой, знаками приказал молчать. Луминица широко раскрыла глаза, и молодого человека окатила зеленая волна возмущения пополам с удивлением. Но еще не успев сбросить руку Тамаша со своего лица, Луминица замерла, потому что услышала голоса людей, продирающихся сквозь лес.

- … какая-то девчонка.

- А что делать, если найдем? Убить?

- Нет, приведем к нему, а он пусть сам решает.

- Следы сначала сюда вели, а потом на камнях потерялись. Может, она вниз в долину побежала? Было бы логичней, если бы она рванула за помощью в ближайшее село.

- Правильно. Но почему не на коне?

- Так баба же. Испугалась и рванула пешком со страха.

- Тут ты прав. Какой у бабы ум? Так зачем мы тогда в горы-то идем?

- А следы есть.

- А вдруг это старые следы?

- Старые, не старые, а проверить надо.

Голоса раздавались уже совсем рядом, под скалой, где лежали, притаившись, как мышки, Тамаш с Луминицей.

- Ну все. На скалу девчонка залезть бы не могла. Не птица же она, чтобы вспорхнуть.

- Тогда возвращаемся.

- А чего мы ее ищем-то?

- Дурень, а вдруг он ей что-нибудь сказать успел? Тогда…

Голоса стали отдаляться.

Луминица с облегчением выдохнула. Она по-прежнему лежала на спине, а Тамаш зажимал ей рот. Локоть Тамаша, лежащий у Луминицы на груди, не давил на нее, но как будто жег девушку, и горячие волны расходились от этой точки по всему телу. Его рука, жесткая и шершавая, была горяча и пахла корой деревьев, какими-то горькими травами и овечьей кожей. Загорелое лицо и черные глаза на фоне серого неба были так близко от девушки, что у Луминицы вдруг закружилась голова, а тело стала сотрясать мелкая сладкая дрожь. Теплый дождик, даже не дождик, а редкие капли попадали ей на лицо, заставляя моргать мокрыми ресницами. Влажная молодая травка забивалась в уши и щекотала, а в спину впивались острые камни. Но серьезное лицо Тамаша приказывало не двигаться, и девушка молча повиновалась его приказу. Луминица не знала, ушли ли ее преследователи или нет, но она даже не пыталась убрать руку Тамаша со своего лица. Мир вокруг плыл на птичьих голосах, а взвихренное дождем небо осыпалось вниз теплыми брызгами. Луминице казалось, что она вот-вот оторвется от земли и упадет вниз, в эту серую хмарь, и только рука Тамаша держит ее, не давая оторваться от земной тверди. Ей хотелось, чтобы этот миг длился и длился.

Но вот Тамаш, коротко извинившись, убрал руку со рта Луминицы и осторожно подполз к краю скалы. Луминица перевернулась и последовала его примеру.

Она с удивлением обнаружила, как высоко они сумели подняться. Скала, на которой они лежали, выдавалась вперед, и с нее все было видно как на ладони. В прорехе деревьев Луминица увидела нескольких всадников, которые топтались на тропе. Вот из леса вышли другие, перекинули тело умершего на седло лошади, потом вскочили на своих коней и неторопливо затрусили, ведя нагруженную лошадь в поводу. Луминица обрадовалась, увидев, что ее коня никто не тронул. Он так и остался стоять, привязанный к ветке дерева.