– Я знал это и без вас!

Раскочегаренный броневичок в это время, разогнавшись из последних сил, влепился в ворота бывшего дамского учебного заведения и вынес их с другой стороны ограды. Он остановился на широкой лужайке и только там перестал тарахтеть.

– Что вы? Что вы? – изменившимся голосом наговаривал в телефонную трубку Гитболан, – Какая стрельба? Здесь идёт съёмка нового фильма про славные годы борьбы и подполья! Про Членина! Нет-нет, что вы? Нам нужно всего лишь заснять его тронную речь и снять крайне важный для фильма эпизод попытки захвата здания знаменитыми парижскими белоэмигрантами! Вы разве не в курсе? Да, получено разрешение! Где? Вот оно, у меня в руках! Вы сами знаете! Неужели же вы думаете, что музейный броневик способен стрелять? Он и ездить не умеет! Вы что, смеётесь? Съёмка, я говорю! В каком фойе! Ладно, я даю трубку охране.

И ещё раз изменившимся голосом Гитболан сказал с южным акцентом, иронически взглянув на повержеенного в бою: «Это я, Хэрувынков! Тут всё нармално! Все бумагы на мэсте! Подпись Андрея Павловыча на месте! Ладно, выясню! Харашё, прекращу! Сёмки! Фильм по заказу властей! Разоблачения. Да! В холле? Пасматру! Нет, там всо нармално!»

А чего там было нормального, он и сам не знал. В самом здании охрана была уже в курсе происходящего и играть в дурацкие игры не собиралась. Нерон, вырвавшийся из кильдима на оперативный простор, был встречен шквальным огнём с первых этажей охраняемого здания. Пули попадали в него по-видимому все, и было хорошо видно по его лицу, сколько страдания доставляет каждая из них его телу и душе. Он хватался за грудь, вынул глаза и аакуратно спрятал их под полу, подносил к пустым глазницам окровавленные пальцы, вставал на колено, падал и поднимался, перевязывал лёгкие ранения носовыми платками, и так продолжалось до тех пор, пока не доковылял до парадного входа. Тут он окончательно сверзнулся с лестницы и упал со страшным грохотом в подвальный люк. Бросившиеся к люку бойцы его там почему-то не застали, а только услышали звук рвущихся в здании гранат, шипение ранцевого огнемёта и дикие крики сотрудниц Отдела Ценностей и Щедрот. Нерон выполнил свой долг до конца! Один бился он с целой армией. Один против немыслимой силы, готовой уничтожить его по первому приказу! И победил. Когда крики и стрельба смолкли, запахло горелой резиной, из разбитого кильдима к зданию устремился теперь петляющий, как заяц в первую брачную ночь, хитрый Кропоткин, потом прошёл Гитболан нервной походкой, прилизывая знаменитую венскую чёлку, а потом уже и дамы.

– Мэр – та ещё штучка! От него так и жди сюрпризов! После того, как у него украли его фамильные драгоценности, он хранит ключи от сейфа в заднице! Так надёжнее! – докладывал Кропоткин, более знакомый с нравами, господствующими в Сан Репе, – Такие сейфы я ещё не брал!

– Да поможет ему бог! Да поможет ему бог сохранить нажитое! Да поможет ему бог сохранить нажитое нелёгким трудом! – отвечал Нерон.

– В этой стране никому ничего никогда не удавалось сохранить и никому не удасться! Но хранить ключи в заднице – правильно! Это – красиво! Так делали спартанцы в битве при Ноа! Ты в курсе, что это была за битва?

– Конечно, тем более я в ней сам участвовал кирасиром!

Быстро миновав разгромленное фойе с кучей трупов, компания свернула на широкую, украшенную ковром с изображённым на нём енотом, на лестницу.

На втором этаже Нерону пришлось разбросать целую баррикаду из канцелярских столов, прежде чем он ворвался в приёмную мэра, но того и след простыл.

– Ушёл, мать его! Кропоткин! Гони на третий! Там шум слышен! Чую! Там!