Виоле показалось, что ее сердце рухнуло и обожгло все внутренности при виде девочки в фиолетовом комбинезоне, сидевшей на корточках среди камней, в самом центре сухого русла. Малышка с сосредоточенным видом выковыривала что-то из расщелины и не смотрела по сторонам, но, заслышав за спиной топот ног мчавшейся на нее Тильды, резво вскочила и с визгом побежала к взрослым, которые еще не подозревали об опасности. Тильда попыталась схватить ее, но не успела и, пролетев вперед пару метров, рухнула на землю, покрытую бугристым вулканическим панцирем.

«Она не успеет. И девочка тоже», – медленно подумала Виола, словно ее мозг отказывался выдавать подобные мысли.

Послышались испуганные крики туристов, всполошившихся при виде водяного горба, выросшего над склоном. Мальчик в канареечном жилете бросился навстречу девочке – по направлению к потоку воды, похожему на цунами. Седовласый мужчина сорвался с места и побежал следом за ним, на ходу прокричав остальным что-то предостерегающее, – наверное, потребовал, чтобы они ушли на безопасное расстояние. Женщина в синей куртке выронила телефон, схватилась за голову и осела на землю. Одна из девушек склонилась над ней. Ее подруги и двое парней стояли в замешательстве, уставившись вдаль, на водопад, зарождавшийся прямо у них на глазах.

Тильда приподнялась, оглянулась и резко отвернулась, не пытаясь бежать, – поняла, что это бессмысленно. Она вжала голову в плечи и съежилась. Первые крупные брызги посыпались на ее сгорбленную спину.

Виоле хотелось кричать от ужаса, но вместо этого она стояла, открыв рот, и чувствовала, как звук, застрявший глубоко в груди, звенит и вибрирует там, бьется, словно пойманный и заточенный в банку майский жук. Вдруг она поняла, что это рождается песня – особенная, волшебная песня, которая возникает сама по себе, без ее, Виолы, вмешательства. Такую песню нельзя взять и спеть просто так: прежде чем вырваться на волю и полететь над землей, песня должна соткаться в кружево из чувств и желаний – так же, как настоящее магическое заклинание.

Сейчас у Виолы было лишь одно желание – чтобы каменный великан очнулся от векового сна и заслонил Тильду и всех людей своей огромной могучей ручищей.

По склону снова прокатился валун, за ним посыпались, высоко подпрыгивая, мелкие камешки. Водяные буруны надвигались, кружась в бешеном танце и расшвыривая вокруг клочья белой пены, те падали на сухую земную твердь и превращались в капли воды, сверкавшие под солнцем бриллиантовыми россыпями.

Из горла Виолы наконец вырвался звук – густой, как концентрированный сироп, почти осязаемый, – и мгновенно растекся в воздухе, заполняя пространство. Тотчас где-то неподалеку захрустели, ворочаясь, камни, затрещала, лопаясь, лавовая корка, и над пока еще пустым руслом взметнулось что-то темное, длинное и громадное. Виола не успела разглядеть, на нее обрушился фонтан брызг, и она невольно зажмурилась. Но не замолчала: песня-мольба продолжала звучать, не требуя от нее ничего, даже вдоха, хотя воздух в легких давно закончился. Мелодия не прерывалась ни на миг и могла длиться столько, сколько потребуется, хоть вечность. Но она смолкла, когда плеча Виолы коснулась чья-то рука, а потом дрожащая Тильда прильнула к подруге, и вместе они, потеряв равновесие, рухнули на траву.

– Ве-е-едьма! Смотрите, там наша ве-едьма! Я ее вижу! Во-он она! – Издалека донесся истошный крик.

Со стороны поселка, вдоль берега бушующей реки, бежали люди. Кто-то показывал рукой в сторону Виолы.

– Точно, из-за нее плотину прорвало! Она наколдовала!

– Она, она! От нее все беды! Уж я-то знаю!