Из зеркала на Марка смотрела жуткая белая физиономия, покрытая сеткой мелких морщинок. Дряхлость была ни при чем: толстый слой белой акриловой массы высох и растрескался, разом добавив лицу пару десятков лет. Но без этого слоя было еще хуже. Гораздо хуже! Настолько, что Марк опасался распугать своим видом всех зрителей, собравшихся к началу спектакля. По словам Божены, зал заполнился до отказа, пришлось даже поставить дополнительные стулья в проходах для особенно настойчивых мамаш, не желавших, чтобы их чада ждали целую неделю до следующего сеанса. Кто бы мог подумать, что реклама вызовет такой ажиотаж! Бывший директор театра утверждал, что не видел ничего подобного за десять лет работы. Горожане как с ума сошли, всем хотелось сводить своих детей на эту премьеру. Поначалу, когда Божена велела Марку разместить рекламный пост в соцсетях, он думал, что из этого ничего не выйдет, а в итоге желающих набралось больше, чем мог вместить крошечный зал, принадлежавший арт-студии некоего Виктора Зарубина. На вывеске вместо названия так и значилось: «Арт-студия Зарубина», и, судя по запущенному виду, аншлагов этот пыльный балаган на своем веку не видывал. За внушительную плату Божена арендовала у Зарубина помещение (узнав размер суммы, тот согласился без раздумий и тотчас вывез весь реквизит), а затем взялась за оформление интерьера: закупила для зрителей удобные кресла – изящной формы, обтянутые черным велюром, с высокими спинками и мягкими подлокотниками, заказала зеркальные витрины для фойе, кукол ручной работы для их наполнения, нарисовала эскиз вывески с коммерчески удачным, по ее мнению, названием, провернула еще тысячу и одно дело, включая открытие кафетерия с мороженым, попкорном и сахарной ватой, и вот всего за неделю их крошечный театр был готов к первой премьере.

Зато Марк совершенно не был к ней готов. У него снова начали отмирать конечности, ноги подгибались на каждом шагу, а черные круги под глазами расползлись так, что он стал похож на отощавшую панду. И с каждой минутой его состояние ухудшалось, хотя еще утром он чувствовал себя просто отлично. Марк решил, что чудодейственный порошок Божены, так называемый «недожиток», воскресивший его в ночь равноденствия, отчего-то перестал действовать, и отправился к своей спасительнице за новой порцией.

Он отыскал Божену в фойе. К счастью, зрителей еще не запускали, но до представления оставалось всего два часа, и Козельский, завербованный в капельдинеры, ходил кругами возле входных дверей, то и дело поглядывая на часы, – готовился к открытию. Вид у него был недовольный, впрочем, как и всегда, но сейчас – особенно. Похоже, ему не очень нравилась его новая роль театрального лакея. Марк догадывался, что Божена поручила нотариусу проверять входные билеты и следить за порядком в зале вовсе не из экономии средств. Скорее, не хотела привлекать посторонних людей.

Заслышав шаги Марка, Козельский оторвал взгляд от циферблата наручных часов, поднял голову и тонко взвизгнул, а потом неожиданно захихикал и прогнусавил вместо приветствия:

– Какой хороший грим!

Но тогда никакого грима на лице Марка еще не было.

– Ага, – хрипло отозвался Марк, не глядя в его сторону и направляясь к Божене.

Она стояла к нему спиной и поправляла серебристые ламбрекены на черных бархатных портьерах, обрамлявших фальшивые окна. Точнее, окна были настоящими, но вместо стекол в них вставили декоративные щиты с мозаикой, поэтому свою основную функцию – пропускать дневной свет – они не выполняли.

Божена не любила свет, в особенности утренний.