– …нельзя маленьких детей в болото утаскивать, я тебе не разрешаю! – пробормотала Горошина, глядя перед собой.

Моня вдруг поняла, что туман придвинулся ближе. Словно бы стену тумана пробили у основания, и она теперь валилась на лесок. Осины, хоть и не рушились от тумана, но превращались в тени. Высотой стена была примерно от земли до неба и легко могла накрыть иван-чай, ворота и Моню с Горошиной. Попадет ли на дом?

Их дом стоял недалеко от ворот. Надо только пройти мимо дачи, где живет Мурик, и свернуть налево. Если бы Моня оглянулась, то увидела бы макушки двух елок, что росли по обеим сторонам их с Горошиной калитки. Но Моня почему-то не оглядывалась. В ужасе наблюдала она падение тумана и готовилась превратиться в осинку.

Сзади совсем близко послышался Бабулин голос:

– Ма-а-ша-а!

Моня наконец очнулась, схватила Горошину за руку и потащила к дому.

Когда они проходили мимо Мурикова забора, тетя Валя сердито сказала кому-то в глубине участка:

– Лихомара!

Читать Горошина еще не умела. Читала ей, разумеется, Моня, Бабуле было некогда. Сначала Моня не имела ничего против: это был самый простой способ заставить Горошину посидеть спокойно. Но лето шло, а родители все не могли добраться до книжного магазина, чтобы подкупить сказок. И когда Моня поняла, что некоторые главы уже помнит наизусть почти целиком, нервы у нее не выдержали, и она забросила книжки куда подальше.

Горошина приспособилась добывать чтиво самостоятельно. Из какого-нибудь дальнего угла она извлекала старый номер «Вокруг света» или журнал «Юность», вышедший примерно в пору юности родителей, раскрывала наугад и тащила Моне.

– Нет! – кричала Моня. – Ни за что!

Но однажды Горошина застала ее врасплох.

Моня объедала войлочную вишню, а дело это требовало внимания. Про себя она считала до трех. На счет «три» надо было положить в рот новую ягоду. И только Моня полностью сосредоточилась, как Горошина запищала из-под куста:

– Монечка, а что тут написано?

Чтобы не наглотаться косточек, Моня схватила эту потрепанную книженцию и прочитала именно те строки, в которые Горошина тыкала пальцем: «Наши лихомары бывают тощие, безрукие, уроды такие, что хуже смерти; не умеют ни войти в избу, ни отворить дверей. Если голодны, то, как сироточки стоят, пригорюнясь у притолоки, выжидая, не выйдет ли кто из виноватых».

– Что?! – закричала Моня. – Это что такое?

С того самого дня ни о чем другом Горошина говорить не желала. Особенно ее разбирало к вечеру. Она ходила за Моней по пятам и задавала всякие вопросы.

– Монечка, а что такое притолока?

– Не знаю! – огрызалась Моня.

– А у нашей притолоки лихомара не стоит?

– А ты что, провинилась? Лихомары только виноватых ловят.

– И что они с ними делают? – спрашивала Горошина и замирала.

Моня закатывала глаза. В книжке было написано и об этом, но как-то туманно: «сумеют потрясть и познобить».

– О. господи! Ну, наверно, температура у людей сразу повышается, вот их и начинает знобить.

Моня хватала книжку и бежала к Бабуле.

– Бабуль, ты умеешь смывать лихомар? Тут написано, что их надо смывать. Давай смоем! Может, Горошина уймется.

– Миленькая, уйди со шланга; видишь, я цветы поливаю, – отвечала Бабуля. – Эта книжка давно написана, давным-ддавно; уже про лихомар все и думать забыли.

Ничего себе забыли! Совсем недавно Буланкина пугала Горошину, что ее лихомара в болото утащит! А тетя Валя кого-то лихомарой ругает. Она что имела в виду: «Ты урод»? Или «Вот безрукий»?

Бабуля сказала на это:

– Не знаю, я так не ругаюсь.

– Да? А ты зато говоришь: «Ну их а болото!»

– Больше не буду, – пообещала Бабуля. – Что вы вцепились так в эту книжку? Разве читать больше нечего?