Король выслушал все это с угрюмым сомнением. Казалось, старик будто спит наяву, и не хочет просыпаться. Сидел молча, облокотившись на сухую старую руку в сторону своей ведуньи, и смотрел на пришельцев мутными уставшими глазами. Его желваки играли и челюсть нервно елозила, но он не говорил ничего, и от этого правитель выглядел просто озлобленным и беспомощным старцем. А ведунья продолжала ему нашептывать:

– Дело неясное, странное, мой король. Человек тот неискренен, даже имя свое в секрете держит. Знаем ли мы наверняка что он – и впрямь тот самый Лихолов? Верить ему опасно. Так же опасно, как и свободно отпускать. Пусть отведут их в темницу, а мы еще подумаем.

По спине Елисея снова пробежали ледяные мурашки, а в душе стал разливаться гнев. Там, в многострадальных селах люди изнывают под гнетом нежити, теряют близких, отчаиваются, горюют. А их король тем временем спит дурным сном под шепот какой-то придворной колдуньи. И мало того, еще и последних отчаянных воинов может посадить в темницу вместо того, чтобы отправить их на подмогу народу! А стража, меж тем, нервно топталась за спинами Лихолова и Елисея, в зале становилось душно, и даже свечи вздрагивали от царившего напряжения.

– По обычаям восточного гостеприимства, – оскалился Лихолов, – гостя, пришедшего с миром, оставляют жить в одной из дворцовых горниц, кормят и поют. А не бросают в темницу!

– Зачем нам оставлять тебя во дворце?! – остервенело рявкнула ведунья. – Чтобы ты сидел здесь, в сердце нашего царства, и распускал лживые слухи о драконе? Запугивал всех и плел интриги? Чтобы настраивал против короля его подданных и тушил последние остатки боевого духа? – тут жрица впервые поднялась с седалища и мягкой походкой направилась в сторону Лихолова, глядя ему прямо в глаза.

Ее красный кафтан едва колыхался от вздрагивающих на ходу грудей. Взгляд у жрицы был пронзительный, холодный, без тени доброты. Елисей почувствовал, как сердце его наливается горячим свинцом ярости. Лихолова же не так легко было вывести из себя, и тем более испугать, он лишь сморщился от раздражения:

– Ты, придворная ведунья, Глядящая в Ветра! Умеешь бродить в небыли и видеть многое: что было, что есть, что будет. Так неужели не видела ты и дракона? Али лжешь своему королю?

Женщина от такого вызова задышала порывисто, но изо всех сил старалась сохранить личину спокойствия и мудрости.

– А в том-то и беда твоя, – злобно выговорила она, подойдя к Лихолову уже почти вплотную, и жаря его своими змеиными глазами. – Что НЕ видела! Там, во внутреннем дворе ясеневого замка. – Майа показала пальцем куда-то в сторону окон. – Там бьет из-под земли священный родник предков. Уже много веков придворные ведуны вместе с королем ворожат на той воде. Я показываю там королю всех сумеречных тварей нашей страдающей земли. И видит наш бедный правитель их там как черные пятна, блуждающие по лесам. Коль завелась бы на севере большая злобная тварь, такое огромное детище зла и нежити, как дракон, в зеркале небыли бы виднелось уже не пятно, а черное грозовое облако. Да только НЕТ ЕГО!!! А значит, слова твои – ложь!

– Но пожар в Рассветнике? – перебил Елисей.

– Пожар мог случиться от чего угодно, холоп! – шикнула на юношу жрица и тут же снова повернулась к Лихолову. – Ты – или сумасшедший, или шпион, или просто алчешь злата! И место твое – в сырых подвалах ясеневого дворца. До тех пор, пока не поймем мы, что ты есть на самом деле.

Лихолов и Майа стояли друг напротив друга, каждый будто хотел испепелить другого взглядом. А Елисей, услышав, что ведунья не нашла в небыли дракона, растерялся. Не знал, что теперь думать. Лжет ли сама ведунья? Мог ли сам дракон причудиться – тут, ясное дело, что нет, не мог, ведь многие уже в западных землях Северного Леса видели ту тварь. А может то и не совсем дракон был, а юная дева, добрая и чистая, от того и не отражалась она в чародейском зеркале драконом. Ибо небыль – то сфера духа, а не тела, там дракониха могла быть не суть зло, а смесь с девичьей душой. Только Елисей набрал в грудь воздуха, чтобы рассказать королю о Злате, как его перебил басистый голос принца.