Крах пришелся на недоброй памяти девятьсот шестнадцатый!

В октябрьскую ночь полиция с двумя взводами солдат, выставивших вперед ножевые штыки и черные зрачки стволов, нагрянули в бизинский публичный дом.

Крушили мебель, обрывали гардины, прикладами сбивали люстры-фонарики, расталкивали полуодетых жриц любви и перепуганных клиентов. Звенели осколками зеркала, лопался фаянс и фарфор в ресторации, запахло паленой материей.

По истеричному телефонному звонку из заведения Бизин вскорости подкатил к парадному входу.

И тут же его грубо выдернули из пролетки четверо солдат. Оглушительно матерящегося, подтащили, заламывая руки, к лощеному полицейскому чину, ставя, как мальчишку-новобранца, во фрунт.

– Какого черта, мать вашу!..

Улыбаясь по-змеиному, щуря и без того узкие глаза на блестящем лице, полицейский начальник в богатом сером костюме долго молча смотрел на сопящего от злости Бизина, потом нехотя шевельнул губами:

– Мы долго терпели вас, господин неблагодарный содержатель. Но нашим терпением вы злоупотребили. Вынужден напомнить, что в отношении лиц, замеченных в контрабанде, действует одна санкция. Мы ничего не будем доказывать. Даю три дня, чтобы вы убрались из Маньчжурии. Иначе…

Он выразительно провел затянутой в лайковую кожу ладонью по горлу.

– Ты ж с моей руки кормился, образина…

– Заткнись, русская собака! – прошипел полицейский туз, брезгливо приблизив лицо к потному и взъерошенному Бизину, и добавил, криво усмехаясь: – Благодари свою паршивую судьбу, что я не люблю скандалов. Три дня!

С императорской величавостью хозяин положения прошагал мимо Бизина к черному приземистому автомобилю. Хлопнула дверца, взревел мотор. Солдаты оттолкнули, издевательски гогоча, Бизина в сторону и, больше не обращая на него внимания, шмыгнули в японский сад, откуда вперемежку с женским визгом доносились звуки продолжающегося в «нумерах» погрома.

Бизин быстрыми шагами миновал вдрызг разбитые стеклянные двери ресторана, нашел у стойки зареванную распорядительницу мадам Мисайлову.

Размазывая по щекам тушь и румяна, она сообщила хозяину, что в игорном зале и комнатах свиданий полицейские нашли изрядное количество опия и кокаина, а еще была стрельба. Из револьвера яростно отстреливался коридорный Мишка, тихий и незаметный блондинистый хлопчик, с вечным кокаиновым насморком. Не зря Бизин и раньше подозревал засранца в связях с торговцами опиумом и кокаином.

Наутро харбинские газеты обрушили на обывателя страшные подробности ночного шума: в веселом заведении купца Бизина свила гнездо шайка мошенников и проходимцев, торговавших белым дурманом! Коридорный Мишка, благополучно скрывшийся, выставлялся зловещим торговцем опием и организатором сети морфинилок.

Газетные писаки делано возмущались попустительством властей: дескать, лишь ребенок поверит, что от всего этого безобразия хозяин заведения Бизин был в стороне. И на лапу, заключали газеты, ему конечно же изрядно перепадало, небось львиную долю навара греб, пригрев распространителей дурмана.

«Нашли» борзописцы и «жертв» рулетки, с газетных полос обвинивших Бизина в организованном шулерстве, заведомо обманном устройстве игровых столов и специально обученном персонале жуликов-крупье. Да уж… Вот так, значит, не захотели власти скандала!

Еще сутки спустя пресса известила харбинцев, в том числе и самого Бизина, что его заведение властями конфискуется.

Вечером увесистый булыжник вдребезги разнес витражное стекло над входными дверями в бизинскую квартиру. Ни наутро, ни после в правительственной канцелярии Бизина так и не приняли, посему ждать было нечего.