– Не надо звонить, – перебил Ромка – меньше знают, крепче спят… Давайте попробуем перевести десять тысяч. И посмотрим, последует ли какая-нибудь реакция.

Он хотел предложить ей денег, но что-то его останавливало.

Тамара колебалась. Она производила впечатление неглупой женщины. И вовсе не такой мымры, как её обрисовала Регина. Наконец она ответила:

– Хорошо. Выпишем чек на десять тысяч. Я попрошу Валентину Зиновьевну сделать проводку, ей на пенсию через два месяца. Только снимать вы будете не в нашем отделении. И лучше не в Москве.

– В области можно?

– Я думаю, да.

И конвейер заработал…

За две недели Ромка обналичил весь миллион.

В этом ему помог лучший друг Женька, который привлёк своих однокурсников из второго меда. Пришлось открыть несколько вкладов на совершенно незнакомых людей и загнать туда деньги. Утро начиналось так – у себя в комнате Ромка раздавал будущим врачам расчётные чеки на тридцать-сорок тысяч каждому и студенты растворялись в морозной предрассветной мгле. Сам он мотался по городу в поисках машин. Вечером все снова собирались в семиметровой комнате, и начиналась сдача улова – Ромка, не пересчитывая, собирал пачки денег, рассовывал их по рюкзакам и сумкам, которые по мере наполнения отправлялись на антресоль. Добровольные помощники получали вознаграждение – по червонцу за каждые обналиченные десять тысяч. То есть по тридцать-сорок рублей за день – месячная стипендия. После чего кто хотел – оставался отметить это дело, кто не хотел – ехал учиться. Обычно оставались все… Утром всё повторялось.

Любой из участников процесса мог кинуть Ромку на всю сумму, являвшуюся огромной по тем временам. Отец Барсука, одного из помощников, вкалывая в горячем цехе, за всю жизнь накопил восемь тысяч. Сам Барсук был чемпионом ВДВ по рукопашному бою. Что мешало ему послать Ромку куда подальше?

Как бы там ни было, ничего подобного не случилось. Каждый вечер дверь в семьсот двадцатую комнату была нараспашку, дым стоял коромыслом, приходили и уходили все желающие – знакомые и не очень… Немало людей знали или догадывались, что, помимо ящиков с водкой, в этой комнате имеются ещё и деньги. Много денег. Рюкзаки с деньгами. А под окнами становилось всё больше и больше машин…

Нельзя сказать, что Ромка совсем не думал о безопасности. Но эта тема была ему неприятна. Одна здравая мысль тянула за собой другую, и в сухом остатке получалось, что безопасно жить в безвоздушном пространстве, никому не доверять и всё время оглядываться. К этому он был не готов.

Дело в том, что Ромка не занимался зарабатыванием денег и уж тем более не считал своё занятие работой. Просто он так жил. Временами безалаберно и бесшабашно, иногда вдумчиво и кропотливо, но всегда весело. И не мог до конца поверить, что это настоящие деньги – те самые, что он небрежно забрасывал на антресоль, не зная наверняка, сколько там. Ещё вчера в обществе развитого социализма деньги считались неприличным пережитком прошлого, а в больших количествах – преступлением. Не всегда уголовным, но всегда – моральным. И он внутренне разделял подобную точку зрения. Разве не важнее бескорыстная дружба, безоглядная любовь, искреннее уважение? Жизнь бесцеремонно обтрясла вчерашнего романтика как грушу – в общаге или казарме слабая питательная среда для идеалистов. Но именно вера в нематериальное предназначение человека помогла ему сохранить что-то нежное в душе, вопреки весьма неблагоприятным порой обстоятельствам. Поэтому он относился к деньгам легко. Как к увлекательной игре, которую вдруг разрешили. Но завтра могут запретить. И пересчитать игроков. Особенно удачливых. А те, кому не повезло, с готовностью помогут в пересчёте…