По выходу из аллеи обнаружилось красивейшее, затейливо украшенное статуями здание – Дворец правосудия. В отличие от многих других Римских зданий – было очевидно – за фасадом ДП следят – чистят, штукатурят, подновляют. Скульптурная группа над входом символизировала верховенство Справедливости над Законом и Силой. По мосту Умберто Первого, который начинается прямо от центрального подъезда Дворца перешли на левый берег Тибра. Неспешно перемещаясь пешочком, добрались до битком забитой американцами и китайцами площади перед фонтаном Треви. Красиво! Но адски тесно. «Метро – час пик». Натурально.

Следующая знаковая достопримечательность неподалеку – Испанская лестница. Народ сидел, лежал и фотографировался на ее белых мраморных ступенях. Напротив Лестницы скучали без работы извозчики. Они сидели по двое в своих фаэтонах и азартно играли в карты. Явно не на интерес. Очень агрессивно отреагировали на попытку их сфотографировать. «Ой-ой-ой, можно подумать,…скажите, пожалуйста.».

И, как всегда, совершенно случайно, здесь перед Испанской лестницей Марк и капитан повстречали необычайно красивую и колоритную туристочку из Бразилии. Это было совершенно очевидно, что из Бразилии, в смысле… Роскошная мулатка с очаровательной улыбкой, по-бразильски женственной фигурой, в белом платье с открытыми плечами, спиной и, как бы это сказать, участком пониже ключиц. Завитые мелким бесом черные волосы были собраны некой штукой, в тон к платью, которую хиппари называли хейрятник. Но красивой. Улыбалась бразильянка ослепительно. Кэп не выдержал и подошел к ней.

Мулатка, настороженно и погасив улыбку, слушала английские комплименты Шкипера. Но после, когда он попросил разрешения с ней сфотографироваться, задорно рассмеялась и даже погладила Кэпа по щеке. Красотка!

Люба, вернувшись из магазинчика, увидела, только, как Кэп фотографировал Марка.

Еще немного, и вышли на площадь перед виллой Боргезе. Ступая по разбитой и качающейся под ногами плитке римских тротуаров, Марк пытался понять, чем ему так приятен Рим, и что он ему напоминает. Эти невысокие дома из ракушечника с желтоватыми, розовыми и оранжевыми фасадами. Слушал интонационно близкую; мяукающую, с хрипотцой, эмоциональную итальянскую речь. «Б-же, да ведь это чистой воды Одесса!» Та, которая от Тираспольской площади вниз к морю: Нежинская, Ольгинская, Пастера, Маринеску… Да очень похоже. Одесский говор потрясающе напоминает итальянскиую речь, видимо за счет влияния молдавского языка, который – суть итальянский. Этот вывод Марка обрадовал и успокоил. «Ну, вот я и нашел город, в который можно будет приехать, чтобы не скучать по той старой Одессе, которую я так люблю».

Итак, вилла Боргезе – от площади, на которой местные аниматоры развлекают прохожих в надежде получить небольшой гешефт за выдувание мыльных пузырей и изображение античных статуй, загримировавшись и завернувшись в нечто нетканное и эластично-блестящее. Вверх по красивой, двухсторонней, но, увы, разрушающейся лестнице. На площадках между пролетами приходилось преодолевать посты бутафорских преторианцев – кормленых мужиков в пластиковых доспехах, которые преграждая путь короткими мечами, круглыми щитами и довольно упитанными, потными телами, намекали на шикарную возможность сделать бессмертный фотоснимок занедорого.

С балюстрады открывался прекрасный вид на Рим. И на площадь под ногами, на которой мельтешил народец. Марк специально несколько раз подошел к перилам, чтобы понять, что ощущали хозяева усадьбы, взирая с холма. На небе – ни облачка, солнце равнодушно поливало белым жаром далекую, на сколько хватало глаз, перспективу терракотовых черепичных крыш Вечного города, среди равнины которых особняком возвышался купол Сан Пьетро. Завораживающе! Шкипер стоял рядом, и было очевидно, что он тоже наслаждается этим потрясающим видом.