– Изабель, ты еще здесь?

Ручка двери позади девушки дернулась, что заставило меня в смятении отступить назад.

– Простите, – прошептала я, заметив, как крови на руках становится больше и одиночные кровавые капли на полу превращаются в лужицы. – Мне нужна помощь! Я не понимаю, что происходит…

Я с мольбой подалась вперед, но было поздно. Поскользнувшись и упав на колени, девушка истошно закричала.

Тяжело дыша, я подскочила на кровати и в течение нескольких минут, пока глаза привыкали в темноте, неподвижно сидела на месте, приложив руку к груди и слушая, как бешено колотится сердце. В сумрачной комнате все было по-прежнему: я разглядела небрежную стопку одежды, которую скинула сразу, как только вернулась к себе; окно, которое предусмотрительно распахнула, чтобы проветрить комнату, было открыто – никаких следов чужого вмешательства. Выдохнув, я провела ладонью по мокрому лбу. Должно быть, я сама не заметила, как отключилась. Перед глазами вновь и вновь вставало обезображенное лицо Михаила Перха, безумный взгляд одного глаза и его тощая рука с длинными грязными ногтями, царапающая мое горло. Опустив голову и уткнувшись в ладони, я зажмурилась что есть силы, пытаясь прогнать его чудовищный образ.

Провожая меня, как и вчера, Алик не проронил ни слова. Печать болезненного ожесточения легла на его лицо, словно тень. Мне еще не приходилось видеть его таким, и я догадывалась, о чем он думал: могло бы все повернуться иначе? Например, если бы он одновременно со мной вошел в ту камеру или если бы он и вовсе не согласился показать мне списки выживших. Остался бы Михаил Перх жив? Стоило бы это того?

До рассвета оставалось около получаса: уже сейчас далеко на горизонте виднелась еле заметная полоска света. Я тихо выскользнула из комнаты в темный коридор и, проходя мимо комнаты Андрея, замерла, в глубине души надеясь вновь услышать ту самую мелодию. Я знала наверняка, что будь он за инструментом, то уловила бы ее за несколько метров, но желание было сильнее логики. В воздухе висела густая тишина: если Андрей и был у себя, он наверняка спал.

Оставив коридор позади, я осторожно пробралась на третий этаж. Кажется, Лея упоминала, что он нежилой. Что бы сказал Нейк Брей, узнав, что кто-то шастает по его дому ночью? Я прогнала от себя эти мысли. Плевать на Брея! Плевать на Деванширского! С ярой решительностью я открывала двери одну за другой – к моему сожалению, все комнаты не сильно отличались друг от друга. Первые две были гостевыми спальнями, менее просторными, чем моя, но в целом подобными ей. Следующая и вовсе была похожа на кладовую: разочарованно прикрыв дверь, я двинулась дальше по сумрачному коридору. Четвертое помещение показалось более интересным: оно напомнило мне своего рода оружейную. На стенах за полупрозрачными защитными панелями я с удивлением обнаружила не технологичные бластеры и клинки, а древние мечи, копья и десятки метательных ножей из ценных металлов. Логично предположить, что стоили они целое состояние. Использовать древнее оружие из коллекции в бою не представлялось возможным, зато, продав, наверняка можно было обеспечить безбедную жизнь целому городу.

Вздохнув, я закрыла дверь и направилась к самой последней комнате в торце помещения. Если это все – то я, вероятно, лишь зря потратила время.

Тяжелая механическая дверь отворилась не сразу. Коротко пискнув, она чуть подалась назад, неохотно впуская меня внутрь. Протиснувшись сквозь узкий проход и всеми силами стараясь не нашуметь, я подняла голову и замерла.

Я стояла на пороге огромного полукруглого зала с высокими панорамными окнами вдоль всего эркера. Загорающаяся заря накрывала макушки лесного массива, пробивая первые лучи света сквозь ночную тьму и разливая розовое золото по небосклону. В полной мере насладиться видом на Дикие леса мешали только десятки высоких закрытых стеллажей, заполняющих все свободное пространство помещения.