Я бросила удивленный взгляд на Хейзера:

– Нейк Брей приказывает лиделиуму?

Алик посмотрел на меня как на сумасшедшую, будто я спрашивала о таких очевидных вещах, которые известны даже детям.

– Уверен, Нейк Брей приказывает самому Богу. Впрочем, возможно, поэтому мы все еще живы…

– Куда ни плюнь – всюду причуды его Светлости, – пробормотала я. – Мне уже следовало к этому привыкнуть.

– И одна из этих причуд – парадоксальное недоверие к искусственному интеллекту! Он не выносит машин, – нахмурился Алик, тыча пальцем в ближайшего робота. – Считает, что ни одна из них не способна к той доле спонтанности и творчества, что он сам. Поэтому до недавнего времени Нейк Брей, теша свое самомнение, даже тренировал нас лично. И он, безусловно, был прав: такой спонтанностью и творчеством в пытках и издевательствах, что он ежедневно нам устраивал, не обладает ни одна операционка.

– Нас – это кого?

– Не всех жителей базы, не беспокойся, – усмехнулся Алик. – Нас таких счастливчиков немного. Я, Питер, Марк… Тебе еще предстоит с ними познакомиться, – пояснил он, очевидно вспомнив, что я понятия не имею, о ком он говорит.

– А его высочество? – уточнила я между прочим, рассматривая очередную операционку.

Алик замер.

– Значит, ты уже знаешь о происхождении Андрея, – констатировал он после недолгого молчания. – Что ж, это было вопросом времени. Он сам тебе рассказал?

– Догадаться было нетрудно. Но да, он… подтвердил.

– Я хотел предупредить тебя, но вчера ты и так была потрясена и измотана. Момент казался неподходящим.

– Зато моя комната в паре дверей от его оказалось весьма подходящей. – Я отвернулась, чувствуя, как из-за внезапно нахлынувших неприятных воспоминаний краска заливает лицо. – Как бы там ни было, я бы предпочла узнать это по-другому. Это был не самый приятный… разговор.

Даже стоя спиной к Алику, я почувствовала, как он напрягся.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно уточнил он. – Андрей был груб?

Всего на секунду меня разом захлестнули сразу все эмоции, что я испытала прошлым вечером: гнев, обида, бессилие, отчаяние и ярость. На мгновение мне захотелось повернуться к юноше и сгоряча выложить всю правду, но уже в следующий момент при мысли о вчерашнем унижении я почувствовала отвращение к себе. Пусть лучше никто не знает, что собой представляет Андрей Деванширский, чем увидит во мне бессильную жертву, чье оружие – сплетни и жалобы.

– Нет, конечно, нет. – Я покачала головой, радуясь, что Алик Хейзер не видит моего лица. – Но не думаю, что он рад моему появлению здесь. Будет лучше, если мы с ним не станем лишний раз докучать друг другу.

– Что бы он тебе ни наговорил, – наконец сказал Алик, аккуратно вымеряя каждое слово и пропуская меня к выходу, – уверен, он это не со зла. Андрей – хороший человек, какими бы спорными ни казались его слова или действия.

– Не сомневаюсь, – пробормотала я, бросив последний взгляд на операционки, прежде чем покинуть комнату. – Мы все стараемся такими быть.

Экскурсия Алика затянулась на несколько часов. Мы посетили все значимые объекты на базе, в том числе и несколько центров управления. В какой-то момент мне стало неловко за нескончаемый поток вопросов, которыми я завалила юношу: об устройстве убежища, местных правилах и законах, традициях, нравах, ну и, конечно, жителях. Однако Алика это, похоже, ничуть не смущало, и он с прежним энтузиазмом и добродушием подробно отвечал на каждый из них.

Он говорил без умолку, лишь изредка бросая на меня беглый взгляд, чтобы убедиться, что мне все понятно. Каждый раз, когда он хотел что-то подчеркнуть, выразить свое негодование или же, наоборот, восторг, – то неосознанно начинал жестикулировать так внезапно и эмоционально, что я не могла сдержать улыбку. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что уже давно потеряла нить разговора, наблюдая за ним. На ярком, холодном солнце его смуглая кожа отливала золотом: мне нравилось смотреть, как он увлеченно размахивает руками и примерно каждые полчаса вдруг резко прерывается, чтобы деликатно уточнить, не замерзла ли я и не утомила ли меня наша прогулка.