– Но по-своему они любили друг друга, – заметила Конни. – Вряд ли они могли бы состоять в браке с кем-нибудь еще.

– Я удивляюсь, как это им нравилось. Он был такой слабый мужчина, а она такая сильная женщина.

– Вспомни, он иногда бывал сильным, в конце фильма, например.

– Что же в этом хорошего для нас?

– Ему следовало быть сильным с самого начала. Он недостаточно уважал себя сам… – Грэхем смотрел на огонь. Он вертел стакан с бренди.

– А что ты скажешь об Уильяме Пауэлле и Мирне Лой? – спросила она. – Они оба сильные. Я знаю, кем мы можем быть. Ники и Нора Чарлз.

– Мне всегда нравилась их собака Аста. Вот это замечательная роль.

– Как ты думаешь, Ник и Нора занимались любовью? – поинтересовалась она.

– Страстно.

– И весело.

– С разными фокусами.

– Именно. – Она взяла у него стакан с бренди и поставила на камин, рядом со своим. Она легко поцеловала его, коснувшись языком его губ. – Полагаю, мы могли бы сыграть Ника и Нору.

– Не знаю. Довольно сложно заниматься любовью и одновременно быть остроумным.

Она села к нему на колени. Обняла его, крепко поцеловала и улыбнулась, когда его рука скользнула к ней под свитер.

– Нора? – прошептал он.

– Да, Ники?

– Где же Аста?

– Я уложила ее спать.

– Как бы нам ее не разбудить.

– Она спит.

– Мы можем травмировать собачку, если она увидит…

– Я уверена, что она спит.

– Да?

– Я дала ей снотворного.

– Какая сообразительная!

– А сейчас и мы уже в постели.

– Очень сообразительная.

– С прекрасным телом, – добавила она.

– Да, ты соблазнительна.

– Правда?

– О да.

– Тогда соблазняйся.

– С удовольствием.

– Надеюсь, так и будет!

Спустя час он крепко заснул, а Конни не спалось. Она лежала на боку, изучая его лицо в мягком свете ночника.

Его опыт, переживания нашли отражение в его чертах. Четко выделялась его выносливость, хотя просматривались и мальчишеские черты. Доброта. Интеллигентность. Юмор. Чувственность. Он был очень добрым человеком. Но так же четко прослеживался страх, страх поражения и все его ужасные последствия.

В свои двадцать, а затем и тридцать лет Грэхем был одним из лучших альпинистов мира. Он жил ради вертикальных подъемов, риска и победы. Ничто в его жизни не имело большего значения. Он стал активно заниматься альпинизмом с тринадцати лет. Год за годом он поднимался все выше и ставил перед собой все более сложные задачи. В двадцать шесть лет он организовал партии для восхождения на труднодоступные вершины в Европе, Азии и Южной Америке. Когда ему исполнилось тридцать, он возглавил экспедицию на южный склон Эвереста. Они поднялись на западный хребет, пересекли гору и спустились по южному склону. В тридцать один год он взялся покорить гору Айгер Директ и, как принято в Альпах, в одиночку преодолел страшную отвесную скалу без страховки. Его достижения, мужественная красота, остроумие, репутация Казановы (все это преувеличенное как друзьями, так и прессой) сделали его наиболее колоритной и популярной личностью в альпинизме в то время.

Пять лет назад, когда оставалось всего несколько не покоренных им вершин, он собрал команду для восхождения по самому опасному, роковому для многих юго-западному склону Эвереста. Этот маршрут еще никогда не был пройден до вершины. Пройдя две трети подъема, он сорвался, поломав при этом шестнадцать костей и получив множество внутренних ушибов. Ему была оказана первая помощь в Непале. Затем с доктором и двумя друзьями его доставили самолетом в Европу, где было сделано все возможное для его спасения. Вместо празднования еще одного своего успеха он провел семь месяцев в частной клинике в Швейцарии. Он покинул ее, хотя лечение еще не было закончено. Этот Голиаф не был покорен, он оставил предупреждение нашему Давиду: Грэхем хромал.