Епископ Матфей заверяет меня, что люди, верные ему, а стало быть и нам, имеются даже при дворе короля русов. Ясное дело, они ничем не выдают себя, но в случае необходимости через них можно будет передавать волю нашему рыцарю и получать вести от него. Господи! – Бернар повернулся к распятию. – Вразуми страждущего твоего, для чего попущением своим дал ты еретикам высший знак благоволения?! Я не ропщу, Господи, но сердце мое полно муки мученической! Да будет воля твоя даровать нам победу! Да святится творимое во имя Твое! Да расточатся врази Твои...

– Увы, благочестивый отче, даже если люди епископа Матфея со всей возможной скоростью и рвением будут выполнять свое дело, путь из Кракова сюда, а отсюда на Русь столь долог и труден, что вести, если они дойдут, успеют состариться и станут лишь причиной для пустой молвы.

– Это так. – Бернар не спеша свернул пергамент. – Но для скорых вестей есть Божьи птицы – голуби. Однако им не под силу решать и вершить суд. Такое право дано лишь человеку, возлюбленному чаду Господа нашего. А потому, брат мой, завтра утром ты отправишься в Краков.

Я напишу преосвященному Матфею. Руководи сим рыцарем, как сам он руководит своим мечом, и помни, дражайший мой брат во Христе, когда над истинной церковью занесено оружие инаковерия, следует уничтожить противника, дабы самому не быть уничтоженным. А потому не забывай, что, хотя крест и меч сходны по форме, у меча все же несколько иное назначение.

Зарево на горизонте становилось все явственней, но теперь кроме отсветов пламени до экипажа галеры ветер доносил звуки битвы.

– Море горит, – себе под нос пробормотал Анджело Майорано, вытаскивая из ножен широкий восточный меч, весьма удобный для абордажной схватки. – В рог не трубить. Подготовить баллисту. Поднять флаг Юсуф-паши. – На губах капитана сама собой возникла хищная ухмылка, которую, впрочем, можно было легко назвать оскалом. – Господин рыцарь, что ж вы не спросите меня, на чьей я стороне?

– Зачем? – не спуская глаз с опаленной линии горизонта, пожал плечами невозмутимый пассажир. – Если вы и впрямь изменник, я убью вас быстрей, чем вы успеете понять, или, ясное дело, сам погибну с честью, как подобает христианскому воину. Если же это лишь уловка для того, чтобы сблизиться с врагом, к чему мне вам мешать?

– Браво! Достойный ответ, – искренне рассмеялся хозяин «Шершня». – Оставлю вас пока в неведении, но отойду подальше – не стоит искушать судьбу.

– Да-да, конечно, не смею вас задерживать.

– Капитан, ну шо, опять? Я говорил тебе – не верь попам! «Рекламная акция, круиз из Кесарии в Херсонес совершенно бесплатно!»Хотьктотамскемрубится?

– Судя по тому, что горит море, – византийцы.

– Ага, а раз наш ангелок велел покрасить крылья в зеленый цвет, то скорее всего – с турками.

– Вероятно. Пока не видно.

– То-то ж, не видно! Ну, ты на всяк случай уточни у дяди Джо, не его ли это «Гребущую поволнам»османырешилидосмотреть.

– Уже. Строго говоря, они еще не османы, а обычные сельджуки...

– Да по мне хоть сельдь, хоть жуки, раз турки, значит, османы! Но, как говорил один хороший человек, к делу,котороеясейчаспредставляю,этоотношениянеимеет.

Одна из фелук[13] горела, все глубже погружаясь в воду. Доносившиеся с ее борта крики и мольбы о помощи во всем мире интересовали, вероятно, одного Аллаха, к которому, собственно говоря, и были обращены. Море, подожженное греческим огнем, пылало, затягивая трагическую сцену гибели корабля густым занавесом дыма. Еще три фелуки сельджуков атаковали ромейский дромон с разных сторон, спеша яростным натиском сокрушить холодную стойкость защитников.