– Я получаю столько же, сколько кинолог, хотя не делаю и 10% его работы!

– Ты работаешь здесь первый день! Откуда тебе знать свою нагрузку?

– Скажите честно, Вы рассчитываете на роман и платите мне за постель? – испытывая жуткую неловкость за свою прямоту, задал я ей вопрос, ответ на который мне был критично необходим.

– Плачу за постель? – залилась она звонким смехом, запрокинув голову от потехи. – Да если ты, дорогой, познаешь мою страсть, то сам будешь доплачивать за то, чтобы она никогда не кончалась! Нет, за постель я доплачивать не стану, ибо моё внимание есть благосклонность к подчинённому!

– Тогда с чего высокая ставка? – оборвав её самолюбование, продолжил я расспрос.

– Не вздумай болтать об этом! – серьёзно сказала она. – Для окружающих у тебя обычная зарплата! Ты что, подписывая договор, не утрудился его прочитать? Всё то, что сверху, я плачу тебе сама! А плачу я за то, что ты моя правая рука и будешь в курсе моих безобидных женских тайн! И это вне зависимости от того, насколько ты хорош в постели! – она вновь захохотала и, оставив меня без конкретного ответа, намекнула на то, что нам пора возвращаться к работе. – Бесплатный сыр лишь в мышеловке, лейтенант!

Чувство подвоха вновь овладело мной. Почему—то стало не по себе, ибо я понял, что личный секретарь нужен майору не только для любовных утех, но и для чего—то более неэтичного, а не дай Бог, и криминального! «Возможно, именно об этом и судачил инспектор—кинолог, явно и сам затянутый в авантюру! Хотя, какой может быть криминал в тренировочном собачьем питомнике? По—моему, у меня уже паранойя! – рассуждал я про себя, поднимаясь в приёмную за майором. – И всё же, как она хороша! Деловая, самодовольная и знающая себе цену!» – я не мог отрицать того, что её слова о страсти не оставили меня равнодушным. И хоть я этого не показал, но в глубине души, а, похоже, и тела, во мне взыграло любопытство узнать, насколько зависимым я мог бы стать, познав её волнующие ласки.

Утро следующего дня не отличалось оригинальностью: будильник, телефон, гудки, гудки, гудки. Я пришёл на работу вымотанный безответными звонками возлюбленной, пресытившейся неоправданностью надежд и не желающий более чувствовать себя упрямым глупцом, давно позабытым ею. Оканчивая военную службу, я думал, что именно любимая девушка станет моим светлым проводником в гражданскую жизнь, но, судя по всему, она была моим светом там, когда мне хотелось домой, и останется там, запечатанная памятью, как прелестное воспоминание.

Поздоровавшись с коллегами, встреченными в коридорах, я зашёл в приёмную. Сегодня притащили сейф, ключи от которого я получил ещё вчера. Весьма необычно, но он выглядел торжественно и красиво, обмотанный красной лентой с бантом. К банту была прикреплена записка: «Сладкому лейтенанту сладкого дня!». Удивленный и плохо понимающий, что бы это могло значить, я открыл дверцу сейфа и обомлел: на верхней полке красовался дивный металлический поднос с арабским орнаментом, уложенный пахлавой и другими восточными сладостями, пахнувшими мёдом, орехами и заботой. «Боже!» – не сдержавшись, воскликнул я.

– Ты доволен? – как всегда внезапно из—за моей спины прозвучал голос майора.

– Это неожиданно и очень приятно! Благодарю Вас за внимание, но не стоило беспокоиться!

Она подошла вплотную и опрокинула меня в кресло, а затем, встав у меня меж колен и наклонившись к мочке моего уха, соблазняюще прошептала: «Это тебе поздравление с новым местом работы и пожелание: всего самого отборного и вкусного, как это печёное, выполненное на скорый заказ искусными восточными руками».