Второй формой, порождаемой институтом журналистики, является медиасфера (как аналог полей Бурдье, только не в социальном, а в медиапространстве). Сущность медиасферы – коммуникация как пространство языка и знака, она включает в себя всю совокупность коммуникативно-посреднических действий медиа и продуцируемую ими информацию. Медиасфера существует по законам семиосферы, описанной Ю. М. Лотманом. Она выстраивается как концентрическая система, в центре которой находится «ядро» («мифообразующий механизм») – наиболее очевидные и последовательные структуры, представляющие мир упорядоченным и наделенным смыслом: «Погруженный в культурное пространство человек неизбежно создает вокруг себя организованную пространственную сферу. Сфера эта, с одной стороны, включает в себя идейные представления, семиотические модели, а с другой – воссоздающую деятельность человека, т. к. мир, искусственно создаваемый людьми, – агрокультурный, архитектурный и технический – коррелирует с их семиотическими моделями»[17]. Периферия семиосферы, напротив, не определена и дезинтегрирована. Граница семиосферы понимается Ю. М. Лотманом как сумма переводчиков-фильтров, обозначающих также тип социальных ролей и обеспечивающих семиотизацию поступающего извне и превращению его в сообщение. Функции границы заключаются в идентификации «другого» (человека, культуры, языка) и концентрации семиотических процессов, которые устремляются в ядерные структуры, чтобы вытеснить их.

Подобная трактовка коммуникации позволяет интерпретировать культуру и как текст, и как коллективное сознание, которое является «самого себя читающим текстом». Поддержание жизни культуры обеспечивается постоянным «самочтением» и интерпретацией своего жизненного кода. Поддержание культурной самоидентичности обеспечивается постоянной интерпретацией культурного кода – комплекса необходимой для существования культуры информации, содержащейся в самых разнообразных текстах этой культуры.

Ю. М. Лотман обосновывает обусловленность культуры коммуникацией: «В основе изучения культуры как знакового явления лежит представление об эквивалентном обмене информацией между адерсантом и адресатом. <…> предполагается, что передающий и принимающий пользуются общим для обоих, данным заранее или возникающим в процессе общения кодом. <…> Изучение культуры как знакового явления заставляет предположить, что на том уровне семиотической структуры человеческого коллектива, где осуществляется непосредственный обмен сообщениями и текстами, нормальным является другой случай: обменивающиеся информацией пользуются не одним общим, а двумя различными, но в определенной мере пересекающимися кодами. Таким образом, коммуникативный акт представляет собой не пассивную передачу информации, а перевод, перекодировку сообщения. <…> .культура в своем внутреннем движении постоянно и целенаправленно умножает механизмы, затрудняющие процесс передачи сообщений (курсив наш – авт.)»[18].

Ю. В. Кнорозов, наряду с адресантом и адресатом, принципиальное значение придавал другим участникам коммуникативной ситуации, в частности перехватчику, роль которого и важность защиты сообщения от перехвата возрастает в таких системах связи, как Интернет: «По отношению к сигналу среди членов ассоциации следует различать индуктора (подающего сигнал), адресата (которому адресован сигнал), свидетеля (случайно принимающего сигнал) и перехватчика (умышленно перехватывающего сигнал, адресованный другому члену ассоциации). Индуктор обычно один. Адресат часто множественный, т. е. сигнал адресован группе членов ассоциации»