День был голый и ясный, как голодная истина губ сна неба.
А небо было без предела, как босые игры восторга в гулких глазах Незнакомца.
Незнакомец, наверное, больше всего в жизни боялся смерти. Не бояться смерти можно только совершая такой подвиг, чтобы
застывшая память о нём была сильнее, чем собственное ощущение жизни.
Но что могло быть сильнее того ощущения радости существования, с которым Незнакомец поднял с дороги первопопавшийся камешек и кинул его изо всей силы в пустую усталую пасть неба?
Он кинул его только для того, чтобы расправить свои поющие плечи.
Камень витиевато взвился.
В это самое время из-за резвого поворота дороги выехала мчащаяся машина и ударом в спину мгновенно убила Незнакомца.
Он лежал животом вниз – будто бежал и споткнулся. Рядом с ним молчала нежная лужа крови.
В стороне валялось отброшенное спелое полотенце, кроваво-белое, как хвастливо преувеличенный цветок бессмертника.
Песня ли мысль?
глава 2
Никаких свидетелей, кроме меня и Водителя, на гордой дороге не оказалось.
И я сказал, как слепил слепое изваяние пустоты:
– Вот человек, которого никто не знает и который сам не знает, что умер.
Это остановившееся навечно счастье.
После купания
глава 3
Невдалеке на берегу сидела Девушка.
Она расчёсывала свесившиеся на лицо волосы.
Они были мокрые, смеющиеся и блестели как её, плеснувшие шёлк, глаза.
Каждый раз, когда в гребёнку попадали спутанные веселием волосы, Девушка делала сырую гримасу.
И тогда на щеках её появлялись морщинки, тонкие, как потные лучи света, пробивающиеся в тёмно-медовую ночь сквозь шепчущиеся щели закрытых ставень.
А камень, вспыхнув, веселясь описывал дугу, как выпущенный в голую, голубую глубину, лёгкий, белый голубь голодного гула мига.
Внизу знойно зеленела земля, полз дразнящими узорами вежливый змей реки, шелестя и свиваясь в серебристые, свистящие, скользкие болтливые кольца.
Как камень
глава 4
Рядом с Девушкой что-то шлёпнулось, как вспышка шёпота.
Она обернулась и увидела маленький камешек, серый и круглый, как жизнь человека.
Она взяла его в руки и стала лениво подбрасывать на талой ладони.
Усталость пустот
столбец 1
Песня ли занавес?
глава 1
Занавес долго волнуется, как будто за ним бьётся большое шепелявое сердце.
Медленно, с шелковистым свистом, он расползается в бледно-синеющую улыбку.
В темноте сверкают гневные взгляды света.
В противоположных стенах распахиваются двери, как два человека, бросающихся друг другу в объятия.
В дверях, как серые цветы, вспыхивают люди.
Они идут медленно, походкой колеблющейся, как пламя свечи, когда сидишь один и ждёшь, а в открытое окно неясно вздыхает застенчивый вечер.
Они сходятся и расходятся, мелькая как рассеянные мысли. Глаза их тоскливы, как разбитые окна, в которых дует холодный осенний ветер.
Переулок скул
глава 2
Переулок был как глуповатый, долгий взгляд влюбленного.
В переулке, прячась друг за друга, стояли маленькие ленивые дома.
Они кутались в синие, сонные, снежные платки и как будто дрожали на холоде в ожидании стучащего счастья.
Иные дома прижимались друг к другу как парочки у заборов. Другие стояли одинокие, понурые, как человек тоскующий среди незнакомой весёлой толпы.
Трубы домов дымились.
Их дымок был неясный, сонный, тонкий, хрупкий и полупрозрачный, как пар изо рта.
Он медленно полз вверх, пухло таял и исчезал бесследно, как грустное хрустящее воспоминание.
Среди маленьких домов стоял серый, строгий, постаревший небоскрёб, как огромное сухостойное дерево среди молодого леса.
Оно стоит седое, как старое серебро с чернью. Немощно торчат его чёрствые ворчащие ветви. Сухо кашляет в них ветер.