Шестьдесят за минуту. Как у космонавта!

Безотчетно провожу ладонью по гладковыбритой, чуть прохладной мужской щеке, и шепчу еле слышно.

- Просыпайся, родненький! Не время спать.

4. Глава 3

3.

Надежда

К спинке кровати, она же лестница на второй этаж кто-то из полицейских привязывает швабру.

– А флаконы куда?- чешет репу Дудков.

– Сетка нужна или пакет, - отвлекаюсь на секунду от больного. И снова поворачиваюсь к нему. Закатываю рукав тонкой камуфляжной куртки.

Хотя нет! По-хорошему снять надо.

- Помоги, - прошу Колю.

- Мы сами, Надюш, - добродушно ворчит он. Кивает коллегам. - Пацаны, тут одному с этим кабаном не справиться.

Разматываю прозрачные плети системы, достаю иголки из упаковок шприцов, а сама наблюдаю, как двое полицейских с трудом ворочают задержанного. Пыжатся из последних сил.

Украдкой рассматриваю странного афериста. Крепкий сильный мужчина. В меру накачанные бицепсы, мускулистые ноги. С первого взгляда чувствуется мощь специально обученного человека. Такие даже если падают, успевают сгруппироваться.

- Клиент готов, Надежда Владимировна! – радостно возвещает запыхавшийся Дудков. Надо же и отчество мое вспомнил!

«Оно же в деле записано!» - легонько бьет по темечку здравый смысл.

Подойдя к кровати, снова осматриваю больного.

- Кто же тебя приложил, родненький?- шепчу под нос. Называю мужчину как толстопузиков в отделении. Слово простое. Незамысловатое. А успокаивает. Лечит.

"Если он с Дроздом подрался, то этот гад мог со спины напасть. Подлая натура и душонка мелкая!"

- Потерпи, родненький. Потерпи, - вставляя иголку в вену, шепчу как мантру. И сама верю, что гептрал и гемодез помогут. Обязательно помогут!

- Надь, ты тут сама справишься? – отвлекает меня от молитвы Дудков. – А то у нас дел по горло.

- Иди спасай мир, - повернувшись, роняю едко.

- Вот ты языкатая, Надежда, - устало вздыхает он. Растягивает губы в улыбке, а в глазах уже мелькает злость и... страх.

Наверняка Морозов позвонил и вставил.

В особо крупном!

Но меня это не касается. Пусть теперь сам расхлебывает. Мне бы человека на ноги поставить и домой уйти. Хоть под подписку о невыезде. А если Тимофей пришлет кого-то из своих адвокатов, те быстро докажут мою невиновность.

В суд бы на Торганова подать... да не умею я судиться. И его дурака жалко. Хлебнет еще со своей блондой. Где он ее только выдрал?

Человек на койке тяжело стонет.

- Потерпи, родненький, - аккуратно глажу больного по руке, - Потерпи.

И неожиданно залипаю на широченных плечах, едва уместившихся на топчане.

С таким мужиком ничего не страшно!

Думаю и сама пугаюсь собственных мыслей.

Кто же ты? Почему дал себя обдурить? Не верю я, чтобы кто-то из наших мог бы открыто противостоять такому шкафу.

Заглядываю в лицо, будто высеченное из мрамора. Наверняка этот человек военный. Одна выправка чего стоит. И разворот плеч! А еще твердая линия губ и волевой подбородок. Интересно, глаза у него какие? - размышляю я и, набравшись смелости, открываю веко.

Но ничего не вижу, кроме белков.

Плохо дело!

Снова меряю пульс. Убрав, пустой флакон из-под гемодеза, ставлю гептрал.

- Очнись, миленький, - умоляю чуть слышно.

И словно услышав мои молитвы, человек тихо ведет пальцами. Следом инстинктивно приподнимаются веки. Дергается рука.

Очнулся, слава тебе господи!

- Тихо, тихо, больной! – удерживаю на месте иголку.

Мужчина распахивает глаза. Карие. Колдовские. Обводит камеру мутным взглядом и снова прикрывает веки.

Красивый мужик. Никогда таких не видела.

Внутри что-то торкает. Даже с Витей такого никогда не было. Поспешно отхожу к окну. Сквозь толстую решетку смотрю на голубое небо и стайку птиц, поднимающихся в вышину.