Так уже намного лучше. Но все равно не то. Черт! И как мне сказать об этом тем громилам? «Привезите мне прокладки, а то у меня здесь беда пришла»? Еще чего!

Выхожу в коридор и встречаюсь со взглядом этого Димона, как выразился крупненький охранник. Он даже бровь поднял, чему-то поражаясь.

– Чего уставился? Девчонки не видел никогда? Оно и неудивительно! Дай пройти, нагло отпихиваю его плечом, только сама чуть из-за этого в стену не впечатываюсь, и прошмыгиваю обратно в комнату. Сама захлопываю дверь, фырча как тот ёжик.

– Бесите! – бросаю на дверь и забираюсь на кровать с ногами. – Вот же, блин, повезло!

Сижу так, наверное, с полчаса и потихоньку успокаиваюсь, хотя все больше понимаю, что надо чего-то делать. Не бегать же каждые два часа в ванную. Да и чистой одежды больше нет. Пара трусов разве что. Никаких средств личной гигиены, кроме куска долбаного мыла. Как они могли меня в таком месте запереть? Это несправедливо! И это еще…

– Все это несправедливо! – снова кричу на дверь. И слышу скрип половиц снаружи. Голоса. И приближающиеся знакомые грузные шаги. И сильнее вжимаюсь в плечи, обхватываю руками колени.

И в комнату входит мужчина.

А я боюсь поднять глаза, будто в них сразу отразится все, что я думаю.

– Как твои дела? – спрашивает он и подходит к кровати. – С тобой хорошо обращались?

– А вам-то что? Не сама же я себя тут заперла, будто я враг народа, которому свет белый видеть не положено.

– А мне? – Слышу в его голосе… какую-то не столько улыбку, столько похоть. Прямо сквозит. – А мне нужно, чтобы ты была жива и здорова. – Наклоняется и провожу ладонью по лицу, убирая мои волосы за ухо. – А то завянешь еще, толку с тебя потом никакого.

– Правда? Заботливый вы вот такой? – Язвлю я. – Тогда выпустите меня отсюда. И я обещаю оставаться живой и здоровой еще очень долго.

– Шутки шутишь, значит. Это хорошо. Без чувства юмора далеко не уедешь. Но я сюда не за этим пришел.

Приплыли! Теперь он пришел за чем-то, а не просто так.

– А за чем же?

Поднимаю на него глаза и теперь не просто чувствую, а вижу, что он просто горит желанием: взвинченный, возбужденный такой.

– Поднимись, – безапелляционно приказывает он.

– Что? Зачем? – пугаюсь я.

– Живо! Встань и повернись к окну.

Блин, блин, бли-и-ин! Вообще нехорошо все это. Чего он приперся именно сейчас, когда все так плохо. Почему он вообще приперся?!

Понимаю, что отвертеться не выйдет, и послушно поворачиваюсь, ставлю босые ноги на пол и, дрожа всем телом, поднимаюсь. Только с опаской смотрю на него.

– Теперь сними бретели и позволь платью упасть на пол, – твердо говорит он.

– Что?! Нет! – вспыхиваю и обхватываю себя руками, будто меня это может защитить. Резко оборачиваюсь к нему.

Мужчина вдруг хватает меня за подбородок рукой, так сильно, крепко и больно. И говорит:

– Ты теперь моя личная игрушка и будешь делать все, что я скажу! Абсолютно все, причем когда скажу и как скажу, поняла? Иначе мне надоест с тобой играть. А ты знаешь, что делают с надоевшими игрушками?

Я была права. Это настоящее сексуальное рабство! Он будет делать со мной все, что захочет. И я даже никак не смогу сопротивляться. Если буду пытаться, он меня просто прибьет. И точно прикопает потом в палисаднике… Трясусь, пытаюсь собрать мысль в кучу и заставить себя со сжатыми челюстями выговорить:

– Выбрасывают?

– Хуже, солнышко, гораздо хуже. Будь послушной девочкой и радуй меня, и тебе не придется этого узнать, а я буду хорошо о тебе заботиться. Я еще раз спрашиваю, поняла?!

Киваю и кривлюсь от боли, и на глаза накатывают слезы, потому что я вижу, как возбужденный член оттопыривает его брюки. Не так я представляла себе свой первый раз.