Так мы поцеловались с ней в первый раз.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . .

И явился ему ангел, и от крыльев и лика ангела исходило сияние.

И, открыв глаза, он увидел небеса и землю, и лестницу от земли к небу, лестницу всех восходящих, и поражённый невиданным зрелищем, он воскликнул: "Я вижу всё так ясно! Неужели я сплю?"

– Тебе кажется, что ты спишь, – отвечал ангел.

Money Talks

– Сколько дискет ты сможешь заполнить? – спросил он.

Я подумал немного и сказал: "Штук двадцать – тридцать. Может быть, больше".

– Сколько у тебя своих? – спросил он.

– Пять, – сказал я.

– Хорошо, я добавлю. Я уезжаю десятого числа.

– Успею, – сказал я.

Я предложил ему десятую часть от выручки с моих дискет, он сначала отказывался, говоря, что делает это просто по дружбе, но потом согласился на пятьдесят процентов.

Я не сомневался, что у него дело выгорит. У кого же, если не у него? Так оно и вышло. Я получил кучу денег. Нелегальная продажа матобеспечения – так, кажется, это называется.

К тому времени я уже снял квартиру, – жить в общежитии становилось всё более неудобно, – и деньги оказались как нельзя кстати.

Впрочем, когда они бывают лишними?

Дождь,

кипящее варево в каменной печи Города,

фонтан на площади, ядовитая накипь ярких зонтов.

В глиняном котле площади варят, варят ведьмы сонное зелье,

помешивая его стальными мечами ветра.

Как холодно!

Дождь.

Ты у камина читаешь книгу, ты сидишь в кресле, ты поднимаешь голову и смотришь в окно, и в твоих глазах солнце.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В оконном провале церкви я увидел девушку красоты необыкновенной, она улыбалась мне и, казалось, звала меня взглядом. Я поспешил внутрь здания, но, войдя, обнаружил, что церковь разрушена, и от убранства её ничего не осталось, и нет ни единой лестницы, по которой можно было бы подняться к тому, что некогда было окнами. И тогда я понял, что мне явился сам ангел, и чувство благоговения охватило меня, и из глаз моих полились слёзы.

Гимн Афродите

В приюте оперы многоязыкий шёпот пересохших губ,

здесь бредят музыкою те, кто с корабля

услышал пенье морскою пеной оперённых дев.

Она обходит их и поит с рук, спустившись с неба

в украшенном алмазами халате, в лазурной чаше

не топливо мотора Джона Лилли, а кровь – вот таинство её,

а ветер

читает тексты гималайских барабанов,

перебирая чётки

цветов, и падает звезда, тогда серпом луны

он их срезает, на лепестках роса. Цвета двух королев,

на лепке капителей бронза и золото падений и восходов,

и россыпи рубинов и опалов.

Там, где следы богини душистой поросли травой, трава нам ложем станет.

Вокруг же, посмотри, янтарь вскипает, и валятся деревья, и

дриады в испуге разбегаются от них, как кролики Гонгоры из недр холма, и

птицеловы торопливо спасают паутину клеток.

На эту буффонаду глядя, хохочут небеса, так гулко.

Младенцы новорожденные боги

улыбкой

отвечают им во сне.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

LieBackAndEnjoyIt

Сюда не заходят на минутку, не заглядывают, проходя мимо, здесь не смотрят, ёрзая, на часы, сюда приходят на всю жизнь, и делают её мгновением, чтобы успеть прожить её без остатка, и, умерев, рождаются заново, и мгновение длится бесконечно как поцелуй счастья, сюда приносят свою тоску и свою любовь, а всё остальное оставляют за дверью на автомобильной стоянке.

Расслабься, дай отдых глазам, здесь ты дома, здесь твоя жизнь, здесь ты умрёшь. Здесь ты воскреснешь из мёртвых.