Как это ни парадоксально, первая встреча с танго вообще не помогла мне полюбить его музыку. Первые полгода занятий она меня совершенно не трогала: казалась однообразной, даже немного занудной. Я не понимала слов, не чувствовала ритма – и, честно говоря, если бы не один важный момент, я, возможно, бросила бы эти уроки. Дело было в том, что после занятий я неизменно ощущала себя лучше. Именно это, несмотря на все трудности, заставляло меня снова переступать порог школы танго.

Если бы тогда меня попросили описать танго одним словом, я бы сказала: труд в самом буквальном смысле – серьёзный, утомительный, временами почти непосильный.

Трудно было решиться пойти в танго-школу после долгого рабочего дня. Трудно было заходить в класс, где занимались ещё 25–30 человек, и понимать, как неуклюже выглядят мои движения уже на разминке.

Но самым непростым испытанием становилась работа в паре. Стоило партнёру начать двигаться, как я тут же терялась. «Боже мой, куда мне идти? Что делать?» – в панике думала я, лихорадочно стараясь немедленно взять бразды правления в свои руки.

Танго, словно море, смыло всю мою уверенность в себе, которую я годами накапливала в институте и бизнес-школах. В танце я вновь превращалась в беспомощного ребёнка, которому хотелось только одного – чтобы мама пришла и забрала его отсюда.

Особенно удручало отсутствие видимого прогресса. Прошло два, три месяца, но уверенность так и не появилась, и каждое занятие по-прежнему казалось маленькой пыткой.

И всё же была одна радость: тело начинало откликаться. Боль в суставах становилась слабее, дыхание – свободнее. Возможно, именно эти маленькие победы и удержали меня в танго. Хотя в тот момент сказать, что я занимаюсь танго, было весьма сложно. Честно говоря, я вообще не танцевала тогда, а пыталась добросовестно выполнить отдельные движения и шаги.

В тот момент мне сильно помогла возможность заниматься индивидуально. Мысль, что никто, кроме меня и преподавателя, не увидит моих корявых движений, меня ободряла.

В качестве преподавателя я выбрала Наташу, милую, «тёплую» и очень ответственную девушку. Даже на индивидуальных занятиях она старалась тщательно следовать учебным подходам, принятым школе. Одним из важных моментов в обучении было знакомить учеников с разными танго-оркестрами. Но эти знакомства были скорее формальными. На занятиях Наташа включала музыку и называла имена руководителей танго-оркестров. Возможно, потому что она их просто называла, а не рассказывала их истории, как потом делал Нико, все они были для меня на одно лицо, вернее, вовсе безликими. Первым именем, которое я запомнила из всего многообразия перечисленных имен, был Франсиско Канаро.

Имя Франсиско звучало как будто на любимом мной французском, ну а на Канарских островах я однажды отдыхала, поэтому запомнить и фамилию руководителя оркестра не составило мне труда. Я словно создала собственную историю, нарисовав образ француза с Канарских островов, которым на самом деле Канаро никогда не был, что не мешало ему отчасти соответствовать образу богатых, выбравших этот тропический рай в качестве места своего отдыха. Он действительно был одним из самых успешных и влиятельных музыкантов в истории танго, владея оркестрами и обладая значительным состоянием. Его успех и богатство стали нарицательными, и выражение «богат, как Канаро» стало использоваться для описания очень состоятельных людей. Рассказывают, что однажды сам Карлос Гардель, занявший у Канаро деньги, отказался их вернуть, говоря, что «Канаро богат, а я беден». Как бы то ни было, его музыка показалась мне лёгкой и светлой, словно пузырьки шампанского, играющие в хрустальном бокале. От этой «игры» жизнь сразу становилась веселее.